Жил некогда человек. Или – жил некогда один человек. Был у него свой собственный день рождения, например, 28 декабря. Было у него детство, младенчество, юность. Были башмаки, которые текли, а потом были – которые не текли, но значительно позже. Были у него свои мечты и свои тайные печали. И не тайные тоже. Ещё у него случались моменты радости, когда он смеялся. Иногда он смеялся как-то так, чрезмерно. Он по утрам просыпался, а ночью, обычно, засыпал. Этот человек ходил то в детский сад, то в школу, то в институт, то в магазин, то за хлебом, то за молоком, то за вином, то за ребенком, то за неприятностями, то за печеньем к чаю. Когда он делал какие-то дела, то весь отдавался процессу и исчезал, как ячейка, или элемент, и становился вселенской бесконечностью. Так он однажды осознал, что чувствует то, что зовется творчеством. Так много творчества! Этот человек делал разное. И часто он делал без желания, без творчества. Часто он делал такое, что везде называется плохим. И часто он был плохим. Иногда у него болел живот, иногда чесалась нога. У него было окно. За окном шел снег. Так он жил. Стал старше. И были у него воспоминания. Были впечатления, разные вещи, находки. Были женщины. И была женщина. У него была своя походка, и любимое кафе. И книги. У него было зеркало. И в нем он видел часто того человека, о котором здесь повествуется. Он с ним не знакомился никогда, но в лицо знал и не редко его с любопытством разглядывал. Такое соседство и какие-то свои, личные отношения, сложившиеся сами собой. У него бы… И однажды появился у этого человека день смерти. И больше у него, как мы его знали, или могли бы знать, не было ничего. Творчество продолжало пламенеть, разбросанными светляками по фарватеру пути человека, потом тлело углями, иногда разгораясь от порыва ветра. И тогда угли красиво переливались, напоминая о сотворившем их. Полагаю, тому не было дела до всего такого. Ибо не было более его самого. А что было? Я?