серебряная ящерица

На улице дождь. Холодные, прозрачные капли стекают по стеклу тонкими змейками…
Никита оторвался от чертежей, разложенных на черном офисном столе, и посмотрел в окно. Там, за звуконепроницаемыми стеклопакетами, бушевала непогода. «Опять природа ошиблась - подумал Никита, машинально взглянув на календарь, - начало июня, а термометр не поднимается выше пятнадцати градусов». Он откинул чертежный карандаш и нажал красную кнопку на телефоне: «Марина, принеси, пожалуйста, чашку кофе…»
В двадцать семь Никита имел отдельный кабинет, секретаршу и несколько человек в подчинении. К двадцати семи он являлся ведущим сотрудником крупной фирмы, занимающейся дизайном помещений. За плечами остались пять лет художественного института, обитель свободных творцов – Арбат - и мечты открыть собственную мастерскую.
«Ваш кофе, Никита Михайлович» – стройная девушка, обладающая безупречной фигурой и тонким чувством стиля, который прослеживался в умении подбирать одежду не только к собственному цвету глаз или волос, но и интерьеру того помещения, в котором она собиралась появиться. «Интересно, это женская интуиция или годы работы в области дизайна привили ей такой вкус» – подумалось Никите.
- Звонили из «Декуса». Учредители изъявили желание, чтобы оформлением залов в их новом филиале занималась наша фирма. Валерий Семенович хочет поручить это вам.
Ведущий сотрудник устало кивнул и сделал глоток обжигающе горячего черного кофе. «К безупречной внешности и вкусу следует добавить первоклассное приготовление тропического напитка» – заметил начальник про себя.
Марина улыбнулась и вышла, бесшумно закрыв дверь.
- Да, что-то я стал сдавать. Проект летнего домика Шпленглеров в начальной стадии, а шеф уже новую работу нашел. Никита пододвинул кресло к компьютерному столу, щелкнул клавишей мышки, на голубоватом экране монитора стали появляться значки загружающейся программы.
Опять это чувство невосполнимости проходящего времени. В течение пяти лет Никита добросовестно отдавал себя работе. Все идеи и замыслы, которые не получилось увековечить на полотнах, он воплощал в интерьерах частных и общественных зданий. И это занятие он не считал приниженным, оно не отталкивало его. Мечты свободного художника, удивительные яркие образы, растворились в повседневной деятельности.
«Юношеские порывы – это прекрасно, но когда выходишь из под опеки родителей, то понимаешь что чистым искусством в жизни не проживешь. А нынешняя работа меня устраивает, она помогает раскрыться фантазии, дает хороший заработок… И, потом, труд, который нравится, перестает быть трудом – любил повторять Никита шекспировскую фразу и добавлял от себя - и становиться искусством».
Но тогда почему месяц или два назад появилось это неприятное ощущение неполноценности жизни, словно дышишь не полной грудью, а только вполовину. Часто дизайнер ловил себя на мысли, что чаще и чаще стал отвлекаться от работы, уже не было такого энтузиазма, увлеченности. А внутри появлялось непонятное, сумбурное чувство, как будто замечаешь перед собой какую-то вещь, которой никогда не видел ранее, не знаешь как она называется и мучительно роешься в словарном запасе, пытаясь придумать название увиденному.
В дверь нетерпеливо стукнули и, не дождавшись ответа, на пороге появилась Марина.
- Никита Михайлович, срочно собирайтесь: наша звезда наконец-то дала согласие. Только что позвонил ее представитель. Полностью хочет переделать свою пяти-комнатную квартиру. Мы обещали прислать лучшего дизайнера, выбор пал на вас – она лукаво улыбнулась. - Собирайтесь и выезжайте. Это на Цветном.
- Постой. А Шпленглеры? А «Декус»?
- Ничего, это подождет. Валерий Семенович так распорядился.

Через полчаса темно-вишневая «ауди» остановилась у двадцатиэтажного монолитно-кирпичного дома. Никита нажал кнопку на домофоне.
На восемнадцатом этаже перед массивной железной дверью сидел человек в форме. Он кивнул Никите и знаком пригласил следовать за ним. За железной находились еще две, не менее внушительные двери.
- Будто несметные сокровища охраняют
Молчаливый спутник позвонил в последнюю дверь.
- Здравствуйте - на пороге стояло юное создание в скромном голубом костюмчике. Никита вопросительно поднял брови……
- Вас ждут, – сказала девушка.
- Дарья, домработница – пояснил охранник и удалился.
На золоченом кресле, обитом малиновым бархатом, полулежа, восседала весьма эпатажная особа. Ее руки с ярко-красными ногтями были вытянуты на небольшой тумбе под цвет кресла.
- О, вы из «Элайна»- она протянула руку.
- Никита.
- Ну, я думаю, мне представляться не имеет смысла! Выпьете со мной вермута?
- Спасибо я на работе.
- Она усмехнулась, оценивающие взглянула на собеседника и, видимо, осталась довольна. Потом легко вскочила с массивного кресла и подошла к окну. Незамысловатый наряд - короткий красный халатик - очень странно смотрелся на фоне громоздкой мебели, тяжелой люстры и картин эпохи Возрождения.
- У вас прямо собрание предметов искусства – заметил Никита.
- Да – она передернула плечами и достала тонкую сигару. - Надоело. Эта обстановка давит на меня, хочу минимализма. Скажем, что-то в японском стиле.
- Никита достал из папки заготовленные эскизы и протянул женщине. Та, едва взглянув, бросила папку на диван и потянулась к бокалу.
- Хотя может подойдет и средневековый стиль - задумчиво протянула она. - Пойдемте, я покажу вам квартиру.
Во второй комнате мебель не уступала в роскоши. Маленький сервировочный столик, инкрустированный перламутром, несомненно, относился к девятнадцатому веку, рядом ваза из китайского фарфора. «Начало семнадцатого» – заметил дизайнер. Столы, стулья, диваны, вазы, картины – от невероятного количества веще рябило в глазах. И все было выполнено с удивительно дорогой, даже шикарной, безвкусицей.
- Это все мои идеи, у меня столько нерастраченной фантазии. Я меняю интерьер раз в год и все не могу достичь совершенства – она вздохнула. – А на самом деле я так одинока. Все эти люди. Безумные фанаты, даже на этаже пришлось поставить охрану. Дежурят постоянно около дома. Требуют, чтобы я вышла, пытаются нарушить мой покой…
Через час Никита вышел из жилища звезды. Из невразумительной болтовни он только и смог понять, что заказчица хотела что-то что вполне соответствовало бы ее ощущению одиночества в этом шумном, непонимающем ее мире, среди дикой, ревущей, однообразной толпы.

- Тебе надо отвлечься. Переключиться. А то ты совсем растворился в своих эскизах и чертежах – посоветовал Игорь, озабоченно посмотрев на друга, - и разнообразь наконец свой рацион. Марина у вас, конечно, замечательно готовит кофе, но питаться тоже иногда надо.
В небольшом кафе с мягким, приглушенным светом почти не было посетителей. - Что с тобой происходит? С Наташей проблемы?
- Нет.
- А что тогда? Игорь ждал.
- Гарь понимаешь, это уменьшительное имя привязалось к Игорю еще в институте, Никита затянулся, – когда мы учились, жизнь представлялось простой и ясной. У нас были стремления, амбиции. Помнишь мечту изобразить весь мир на одном полотне?
Игорь кивнул.
- И это неуемное, жадное стремление жить… Мы рисовали людей на Арбате, и в каждом портрете человек оставлял частичку себя, несколько штрихов и своя история. Нам казалось, что художник может написать жизнь любого – счастливого, несчастного, бедного, богатого – и написать без прикрас. А сейчас? Я живу в теле, стало быть, жизнь в моем теле. Но где именно? В ногтях, в волосах, в ноге, руке. Она везде и ее нигде нет. Может, она во времени? Но выходит, что пятнадцать лет этой жизни я спал, а те двенадцать, которые называются детством, превратились в смутные воспоминания.
- Наверное, жизнь надо искать независимо от пространства, времени и причины? – предположил Игорь.
- Я пытаюсь, но все, что окружает меня, становится блеклым, неинтересным. А потом вдруг кольнет что-то, я будто просыпаюсь, и опять все встает на свои места. Ведь у меня все есть – любимая девушка, друзья, интересная работа, хороший заработок – Никита сделал большой глоток виски и замолчал.
- Ты больше не рисуешь?
- Нет. Уже три года. Иногда разведу краски, возьму кисть. Посижу, сделаю два штриха и все. Я не знаю что рисовать. Портрет, пейзаж, натюрморт. В чем заключается наивысшее чувство, при виде чего людей будет охватывать безудержная, всепоглощающая радость? От чего они будут испытывать тихую, нелицемерную печаль?
- Есть такая история – Игорь на секунду задумался, как будто что-то вспоминая – один ваятель однажды увидел на камне ящерицу, ее хвост серебром отливался на солнце. Долго он смотрел на нее, а потом решил изваять ее подобие. Вылепил форму и отлил ящерицу из серебра. Она ему очень понравилась, и он отнес фигурку торговцу, не прошло и дня как ее купили. Вскоре посыпались заказы: каждому хотелось иметь такую же…
- И ваятель, который, конечно же, был до этого беден и безызвестен, стал богат и знаменит, – Никита улыбнулся.
- Не так все просто… - Игорь выдержал паузу – да, ему сопутствовала удача, и удивительное животное, даровавшее ему успех, всегда находилось на том же камне и летом, и даже зимой. Но постепенно ваятель стал замечать, что он один ее видит, другим глазам она неведома. Жутко ему стало. Наконец он собрался с духом и…
Зазвонил телефон.
- К шести? – Игорь посмотрел на часы –Хорошо подъеду.
- И - напомнил Никита, в то время как друг не спеша прикуривал сигарету.
- Он взял камень и убил ее. И после этого серебряные ящерицы потеряли прежнюю красоту. Их больше не покупали, и ваятель снова стал нищим.
- Неплохой сюжет для фильма ужасов
- Зря ты так. Сказка быль, да в ней намек… Талант – это особенный дар, он дается не каждому. И не все способны принять его: человек настолько погрязает в повседневном и обыденном, что любое исключение, он начинает рассматривать как верный признак сумасшествия. А у тебя есть этот талант. Просто он стерся, заснул немного, что-то должно произойти, чтобы он пробудился.
- Найти свою ящерицу… - задумчиво прошептал Никита
- Дурачься-дурачься. А я тебе советую взять отпуск и махнуть в глушь какую-нибудь. Побыть в одиночестве, подумать.
Телефон настойчиво зазвонил снова.
- Ладно я побежал. Послушайся совета старого друга.

- Молодец. За такое полагается премия – Валерий Семенович откинулся в кресло. На столе лежали готовые проекты, труд последних двух недель, Шпленглеры в восторге, а звезда, как ей и полагается, вначале сделала пару замечаний. Но потом дала добро.
- Валерий Семенович, я хотел бы отпуск взять на пару недель
- Канары, Бали? Наталья изъявила желание?
- Нет. В деревню хочу съездить. Остался домик в наследство от тетки, четыреста километров от Москвы.
Шеф прищурил глаза и с видом умудренного опытом старца посмотрел на подчиненного.
- На тебя непохоже. Ты же все поближе к людям, морю, пляжам, красивым женщинам.
- Старею, – Никита усмехнулся
- Ладно, поезжай.

- Никуша, я буду скучать - Наташа капризно стукнула каблучком по перрону.
- Ничего от женщин тоже надо отдыхать, – Игорь похлопал друга по плечу – изменять ему все равно там не с кем: кругом поля да леса.
«Надо садиться» – Никита притянул к себе Наташу, белокурые волосы щекотали ухо. Пожал руку Игорю и прыгнул в вагон.
На станцию поезд прибыл в сумерках. Кроме Никиты на платформу вылез старичок в ковбойской шляпе и женщина с двухлетним ребенком, который, сидя на руках у матери, внимательно изучал раскидистую зелень берез.
Моросил дождь. Сделав несколько шагов, Никита обнаружил, что белые найковские кроссовки явно не подходят к здешним дорогам. «Надо переходить на более народную обувь» – подумал он, взглянув на небольшие резиновые сапожки на ногах впереди идущего старика.
-Извините, вы не знаете, во сколько последний автобус на Лыткарино?
Старик оглянулся. Немного пожевав губами, он взглянул на квадратную «Электронику» и проговорил нараспев: «Через пять минут последний…». Никита, поблагодарив, бросился к остановке, поскольку перспектива провести ночь в шести километрах от дома, под дождем, его совсем не устраивала.
Он был единственным пассажиром, решившимся на поездку в столь поздний час.
Природа. Настоящая русская, без примеси неоновых огней, запахов хот-догов и кока-колы. Никита вобрал в себя воздух и пошел к деревянному покосившемуся домику.
- И как тетя не боялась жить в такой глуши. Шесть километров от поселка, маленькая деревушка, а дом не в ней стоит, а еще на расстоянии километра. Полчаса отделяют от человеческого жилья.
Из раскрытой двери потянуло сыростью. В углах паутина, хорошо хоть электричество есть, правда. Все остальные удобства, как раковина и туалет, на улице.
- Не буду сегодня разбирать вещи - Никита вышел на крыльцо. - Удивительно звездное небо. И запах молодой зелени после дождя. Может и правда здесь проснется мой талант, в который так верит Игорь, настоявший на том, чтобы я взял с собой холсты и краски.
Солнечные лучи настойчиво рвались сквозь тонкие ситцевые занавески. В зелени деревьев, закрывающих своими огромными ветвями маленький домишко, лесные обитатели устроили самобытный концерт. Но это не мешало уставшему путешественнику спать. И только внезапно ворвавшийся элемент цивилизации – звонок мобильного – смог нарушить его покой.
- Пельмени-чебуреки! Ник! Здорово!
- А, Гарик! – Никита зевнул и снова закрыл глаза - да, хорошо, сплю. Извиняю. Позвоню. Наташе тоже. Да. Пока.
- Неужели сегодня не будет дождя. Вроде бы где-то здесь был небольшой прудик, если детские воспоминания меня не обманывают.
Воспоминания не обманывали. И уже через несколько минут Никита, словно пятнадцатилетний мальчишка, разбежавшись, плюхнулся в воду.
- Хорошо. Нет отлично – закричал он в полный голос, не боясь, что его кто-нибудь услышит, или он нарушит чей-то покой.
После завтрака Никита растянулся на лужайке около дома и предался размышлениям о том, как ему провести начавшийся день.
- А к черту. Никаких планов, просто бесцельное созерцание природы. - Он повернулся на бок и стал изучать жучка, упорно ползущего по стебельку растения. «Найти свою ящерицу, свою, свою» - машинально повторил Ник и закрыл глаза.
- Ух, ты! Три часа! Ну, я и соня! Надо съездить в деревню, запастись продуктами.
На следующий день опять зарядил дождь. «Кто же обидел небо, почему оно все время плачет» – вспомнился эпизод из собственного детства, когда, будучи трехлетним белокуро-голубоглазым ребенком, он докучал родителям во время плохой погоды, мучавшим его вопросом.
На четвертый день захотелось цивилизации.
- Да, Нэт, Наташа, Натуленька. Безумно соскучился. Думаю недолго, я тоже тебя люблю, целую, хочу.
- Гарик, дружище, что-то не действует. Нет. Настроение лучше. Может это все бредни были? Период зрелости наступает, вот и стал копаться в себе. Нет. Не писал. Даже краски не разводил. Природа обалденная, хочется спать и есть постоянно, еще сексом заниматься, да не с кем.
- Хе, брат, ну значит все в порядке, если ты так заговорил. До встречи.
Неделя прошла в ничегонеделании. И вроде все нормально, но что-то настойчиво советует остаться. Какое-то смутное предчувствие перелома. «Ладно, еще день и сваливаю, – размышлял Никита, сидя за большим, круглым столом, - к тому же непрекращающийся дождь намекает на то, что пора к теплым, не продуваемым помещениям каменных домов».
Где-то недалеко загрохотал гром, сверкнула молния. «Пожалуй, стоит выключить электричество». Свет от колыхающейся свечи навевал романтические мысли.
- Эх, сейчас бы сюда Наташку. Наташа… Никита считал, что чувство, которое он испытывает к этой девушке, если не любовь. То что-то родственное ей. Но почему же тогда это белокурое создание не может стать его музой, не может заставить его творить…
В дверь что-то стукнуло. Сначала Никита подумал, что ему почудилось, но стук повторился еще и еще. Он удивленно направился к двери.
- Извините, на улице такой дождь- девушка виновато улыбнулась- вы не позволите мне переждать у вас непогоду.
Никита на миг оторопел, потом спохватился и пропустил нежданную гостью.
- Конечно, проходите, вы вся промокли. С рыжих волос девушки тонкими струйками стекала вода, бежевое платье тоже все было мокрым.
- Могу предложить халат, а ваша одежда тем временем просохнет на печке. - - Да, спасибо – девушка взяла халат и скользнула в соседнюю комнату.
Никита зажег свет. Когда таинственная незнакомка вышла, то он заметил, что она гораздо моложе, чем показалась сначала, при свете свечи, ей нельзя было дать больше девятнадцати.
- Давайте познакомимся, я Ник.
- А я… - девушка почему-то задумалась. - Адель.
- Адель почти что Ассоль. И куда же вы направлялись в столь поздний час, да еще и в такую погоду? Хотя, конечно, извините, мы только познакомились, а я уже проявляю такую бестактность.
Девушка засмеялась:
- Я шла к бабушке, она живет на другом конце леса
- Ну, тогда вы, наверное, неправильно назвали свое имя. Вы должно быть Красная Шапочка. А я … – Никита устрашающе оскалил зубы. Теперь они уже смеялись вместе.
- Может что-нибудь хотите поесть.
- Нет, если нетрудно, я бы выпила чаю.
Никита пошел на кухню.
- Вы художник? – девушка провела пальчиком по коробке с красками.
- Непризнанный – Ник усмехнулся, заходя в комнату с большой желтой чашкой. -Нарисуйте меня - Адель внезапно обернулась и пристально посмотрела ему в глаза.
-Вас?! - Никита опешил, предложение было столь неожиданным, что он даже не успел удивиться. В голосе гостьи не было ни просьбы, ни приказа, но слышалась какая-то уверенность в том, что он согласится.
- Но обстановка нужна особая. Не этот же деревянный стол и стул.
- А вы рисуйте меня в дожде, - Адель улыбнулась и побежала к выходу.
- Подождите. Вы простудитесь.
Через распахнутую дверь Никита увидел. Как рыжеволосая незнакомка скинула белый халат и бросилась в зеленую траву. И тут его словно подтолкнула неведомая сила, он схватил краски, мольберт и выбежал на улицу.

«И кто же она?» – Игорь перевел взгляд с портрета на друга.
- Красная Шапочка.
- Красная шапочка?
- Не спрашивай. Я и сам толком не знаю.
Игорь сел на ступеньки и приготовился слушать
- И после того ночного посещения я ее больше не видел, только и осталось воспоминание в красках - закончил Ник - Кстати, как тебе это творение. Ничего?
- Ничего?! – Игорь возмущенно посмотрел на Никиту – да это просто восхитительно, чудесно.
- Не слишком много комплиментов? Я же зазнаюсь
- Нет, правда- Игорь вскочил и снова подошел к полотну. Из зелени травы на него смотрели аквамариновые глаза, на белоснежной коже блестели капельки дождя, в темной почти зловещей синеве неба, ярким костром светилась огненно-рыжая копна волос. «Ведьма, прекрасная колдунья» – зачарованно прошептал Игорь. «А потом что было…» «А потом наступил рассвет, и она растворилась в темном лесу, исчезла. Прямо сказка какая-то».
- «Слушай, к нам тут один бельгийский искусствовед приехал. В его коллекции есть неизвестные работы Моне, Ренуара. Его отец во время войны скупал их за бесценок у иммигрантов. А теперь этот господин ездит со своей передвижной выставкой по разным странам. Естественно, накопил неплохой капиталец. К тому же он в очень хороших отношениях со многими известными деятелями нашего искусства. Давай я покажу ему твое творение?
- Не знаю, мне бы не хотелось вот так, – Никита колебался
- Ты что, старик. Это же твой шанс. Никаких отговорок, я забираю картину.
- Домой не собираешься, вроде бы двухнедельный отпуск уже закончился- спросил Игорь перед отъездом.
- Нет. Я позвонил шефу. В моем распоряжении еще месяц. После трех лет непосильного труда я могу себе это позволить.
- Понимаю, понимаю, – друг многозначительно хмыкнул.

- Подъем соня! Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало…- Игорь стянул со спящего Никиты одеяло. - За неделю, что мы не виделись, ты хоть раз брился?
- Гарик, о Гарик, о Гарик- Никита набросился на друга, и тот, не ожидая столь быстрого и яростного пробуждения, не удержав равновесия плюхнулся на кровать
- Но-но, совсем отвык от женской ласки, ты как зверь дикий – он шутливо толкнул Никиту в бок. – А я тебе хорошие новости привез. Бельгиец в восторге. Хочет купить твою картину за две штуки.
- У меня тоже сюрприз. И не один - Ник потянул друга в комнату.
- И это все?! Тебе предлагают две штуки зеленых…
- Деньги, деньги… Вот смотри…
Гарик осекся и, словно рыба, выброшенная на берег, стать хватать ртом воздух.
В маленькой темной комнате с единственным окошком, по размерам напоминавшим скорее замочную скважину, стояли двенадцать еще не окончательно просохших полотен.
На четырех из них была изображена все та же рыжеволосая красавица в полный рост. А остальные восемь нельзя было назвать портретами: на одном из них, например, блистали, как две звезды, аквамариновые глаза, на другом было поле удивительных оранжевых цветов, не существующих в природе. Но все двенадцать хранили присутствие незнакомки.
- А знаешь, здесь она уже не кажется ведьмой, – заметил Игорь, остановившись около картины, на которой Адель лежала в белых ромашках.– Это скорее еще не до конца сформировавшийся подросток, полуженщина, полуребенок. А с венком из синих цветов, обнимающая ствол сосны, она похожа на лесную нимфу. Нет, она не может существовать, таких не бывает.
Никита загадочно улыбался.

- Ну, так что, ты согласен? Бельгиец договорился с нашим музеем. Открытие выставки в среду. Что? Я как твой представитель. Не приедешь?
- Давай, старик. Ты справишься. Спасибо тебе.
Никита положил телефон.
- Муза, ты моя муза, – Никита осыпал лицо девушки поцелуями, – я боготворю тебя.
Адель неподвижно лежала на кровати. И тут, следуя какому-то дикому, мальчишескому порыву, он подхватил это белоснежное тело и понес к пруду. Адель замахала ногами и изобразила испуг.
Мокрые рыжие волосы облепили его лицо, тонкие руки обхватили шею.
- Ты моя муза, моя муза. Нет. Ты моя ящерка, маленькая ящерка – шептал он, растворяясь в счастье.

- Добрый день, Глафира Яковлевна, мне как всегда – два литра коровьего молока.
- Тебя не узнать, похорошел, посвежел. Вот как наша природа действует, – проворковала старушка, разливая по банкам еще теплое парное молоко.
- Ну не только природа…
- Ник – звонкий голос заставил его обернуться. По пыльной дороге шла Адель.
- Вот она, моя исцелительница, Глафира Яковлевна – крикнул находу Никита и, подхватив банки, бросился на встречу девушке.
- Кто? Кто она? – недоуменно спрашивала старушка. Но Никита уже не слышал ее.
- И кому он махал? Кому кричал? Совсем я слепая стала, – размышляла вслух Глафира Яковлевна, собираясь отнести в дом пустые бидоны. Она взглянула вслед удалявшемуся молодому мужчине и вдруг, вскрикнув от удивления, замерла на месте – Никита, широко растопырив руки, словно обнимая кого-то, заливисто смеялся, говоря в полный голос и странно вытягивая губы, будто для поцелуя.
- Что-то я совсем плоха, – охнула молочница и нетвердым шагом пошла к дому.

- Слышь, Ивановна, племянник то покойной Натальи Сергеевны вроде того, немножко. Наверное, одичал то от одиночества, ведь уже месяц почти безвылазно сидит у себя. А когда выходит на люди, идет, смеется, разговаривает сам с собой – рассуждал Евгений Николаевич, сидя в своей телеге, которая была просто незаменима для жителей поселка, из-за часто ломающегося автобуса. - Вез я его вчера со станции, а он мне, дядь Жень, останови. Ну, я притормозил маленько. А он соскочил вдруг, бросился к придорожной березе и будто говорит с кем. Потом руки растопырил, сейчас, думаю, березу обнимать полезет. Нет, сомкнул руки в воздухе. Постоял так и вернулся...
- Тихо идет. – Ивановна, соседка Евгения Николаевича, приветливо замахала рукой, глядя куда-то мимо старика. - Никита здравствуй.
- Добрый день, селяне – шутливо протянул Никита, держа в руке охапку цветов. – Я вот к вам по какому делу – скажите мне, пожалуйста, далеко ли до дома Василисы Петровны, говорят, он на другом конце леса?
Старик выразительно посмотрел на соседку.
- А зачем тебе, милый? – встрепенулась Ивановна. - Там ведь давно никто не живет, как Василиса умерла, пятнадцать лет прошло.
- Умерла? Вы ничего не путаете?
- Да нет. Как же, как же – подхватил Евгений Николаевич - он один там такой, на отшибе стоит. Только там не живет никто. И не ходят туда.
Никита опустил цветы, как-то отрешенно посмотрел на стариков и, не сказав больше ни слова, пошел прочь.

- Брр. Какая гадость водка. Со студенческих времен ее не пил. – Никита поморщился. - Выходит врала она ему. Врала то, что приехала на лето к бабушке и живет у нее. Но зачем? Для чего? А потом этот странный разговор. Ведь он успел услышать, что говорили то, как раз о нем, как он якобы обнимал березу, смеялся, говорил сам с собой. Но ведь там была Адель. Адель. Он ведь никогда не появлялся с ней на людях. Вернее, нет, появлялся. Они даже как-то в сельский клуб вместе ходили. Но почему танцующие так странно на него смотрели, когда он, прижав девушку к себе, плавно двигался в такт медленной музыке. «Завидуют, ни у кого нет такой красавицы» – мелькнула тогда у него тщеславная мысль. И когда он шел с ней по дороге, идущие на встречу, знакомые здоровались только с ним. «Ну конечно, они же ее не знают» – попытался предположить он. Нет, здесь что-то не так. Она же красавица, не могут они равнодушно проходить мимо. Ведь когда он остановился около Василия, чинившего свою разваливавшуюся «четверку», неподалеку стояла Адель. А Василий, известное дело, ни одной деревенской девчонки не пропустит, а тогда пожал руку, бросил пару фраз и опять полез под свою колымагу.
В дверь три раза стукнули. «Она - подумал Никита - и ему почему-то стало страшно».
- Для любимого в лесу, букет фиалок я нарву, – пропела Адель и, бросив душистую охапку на стол, протянула ему свои розовые губки, но Ник не сдвинулся с места.
- Пьешь? – она понюхала пустой стакан, – какая гадость, с чего бы это?
- Ты мне наврала – медленно, выговаривая каждое слово, сказал Никита, не смотря на нее.
Адель вопросительно подняла брови. Он схватил девушку за руку, усадил напротив и повторил: «Ты мне наврала. Сказала, что живешь у бабушки, а та старушка, если она вообще когда-то была твоей бабушкой – он заметил, что переходит на крик – умерла пятнадцать лет назад, черт возьми».
- Так надо было, – тихо сказала Адель.
- Почему? Почему когда мы с тобой где-то появляемся. Тебя никто не замечает? Шапку- невидимку что ли надеваешь?
- Это не так. Нет, – слабо защищалась она, обхватив руками рыжую копну волос.
- Ах, не так – закричал Никита и, схватив ее за руку, так, что девушка вскрикнула, пошел к двери.
- Она ведь живая – пронеслась мысль, после того как он ощутил в своей ладони маленький теплый локоть - слегка отпустив девушку, Ник судорожно сглотнул и опустился на стул, стоявший около двери. Но через секунду, приняв какое-то решение подхватил ее на руки, как тогда, в солнечное утро, и понес.
Адель не сопротивлялась. Только тихо, умоляюще шептала: «не надо, не надо».

Деревенская улица была освещена огнями. Подвыпившая молодежь горланила песни, звенели бутылки, с автобусной остановки шли уставшие жители, приехавшие со станции. Заметив приближающуюся толпу, Никита остановился, опустил Адель на землю и поставил на середину дороги.
- Эй, ребята – окликнул он парней, – хороша девчонка? Ребята замедлили шаг, вопросительно посмотрели на растрепанного человека в расстегнутой рубахе и, ничего не ответив, пошли вперед, слегка покачиваясь.
- Нет, подождите. – Никита запустил руку в толпу и ухватил кого-то за плечо.
- Мужик, мужик – примирительно закричал парень в красной футболке – Ты или перепил или не допил еще - и он протянул ему стакан. Никита махнул рукой, стакан покатился по земле, прозрачная жидкость впиталась в почву. Такой обиды ребята стерпеть не могли.
- Мы хлеб-соль, а он - скот неблагодарный – взвизгнул коренастый парень и уже приготовился ударить обидчика, но странный взгляд Никиты, дикий и вместе с тем умоляющий, заставил его опустить сжатый кулак.
- Пошли ребята, он того… - тихо сказал парень, и компания стала осторожно отходить. Никита ошалело оглянулся и бросился к проходившей мимо женщине.
- Извините пожалуйста – начал он срывающимся голосом – вы видите вот эту девушку – он ткнул пальцем в Адель.
- Какую, милый? – женщина участливо посмотрела на мужчину со взглядом испуганного ребенка.
- Подойдите ближе, вы видите ее – его рука ткнулась в плечо Адель.
- Да нет же, не вижу, – повторила женщина. Он взял ее руку, провел по волосам своей возлюбленной. Да, женщина дотрагивается до нее, но она не чувствует ее мягких волос, взгляд женщины, словно у слепой, проходит сквозь девушку.
- Вокруг начала собираться толпа. Никита подбегал то к одному, то к другому, тряс их за руки и отчаянно вопрошал: «Вы видите ее. Видите?»
Толпа стояла кольцом, он смотрел на лица людей – сочувствие, сострадание, сожаление читал в их глазах, – но нигде не видел понимания. Круг, а внутри него они с Адель. Он взглянул на нее - стоит, согнувшись, опустив голову. Никита взял ее за подбородок, посмотрел в глаза, в них плясали язычки пламени.
- И тогда он поднял камень и убил ее, убил ящерицу, – вспомнились слова Игоря.
Никита машинально поднял лежавший булыжник, сжал в кулаке, но рука бессильно упала. Он в ужасе отшатнулся, кто-то подхватил его. Адель осталась в этом кольце, сжавшись в маленький комок, обхватив голову руками, а в аквамариновых глазах застыла такая боль, что Никита не выдержал и закричал, и ему показалось, что в окнах стали лопаться стекла, и от этого звона вот-вот должны были разорваться барабанные перепонки. Слезы стояли сплошной, серой стеной…

Когда Никита открыл глаза, его взгляд уперся в белую стену, он повернул голову – в кресле сидела Наташа, с застывшим выражением ожидания, около нее стоял Игорь.
- Брат, наконец-то – Гарик облегченно вздохнул. Девушка бросилась к кровати и беззвучно зарыдала, уткнувшись в одеяло.
- Где я?
- В больнице, прямо со станции вызвали скорую. Глафира Яковлевна нас отыскала – торопливо начала объяснять Наташа.
Никита поморщился:
-Пить.
- Да, милый. Конечно. Сейчас. Внизу есть кафе, я мигом – девушка выбежала. Никита невидящими глазами уставился в потолок.
- Что с картинами?
- С картинами… - Игорь резко выкинул руку и ударился о спинку кровати - О-ох, а с твоими картинами…ну так что с ними может быть то, в порядке. Выставка прошла на ура, все…
- Что с картинами - устало повторил Никита – Я ведь наизусть теперь знаю историю о ящерице.
- Они сгорели, – мучительно выдавил Игорь. - Но бельгиец возместит все до одной, он человек порядочный. Ты напишешь еще много полотен, ведь талант то проснулся, проснулся – умоляюще повторял Гарик.
Никита повернулся к стене и закрыл глаза.
-