кипа огуречной травы

Кипа огуречной травы.

Покупка ларингофона сама по себе была бесполезной, как никак, а кататься в танке я вроде не собирался.
Мой подвиг это нота СИ, я ее раскрошил и посадил расти в саду чужих ушей. Это, признаться, вызвало у прочих нервный тик, я просто обеспечиваю ликвидность звука, я превращаю его в чистые, хрустящие деньги и только те, кому это не понравилось, не поняли, что именно они явились прозрачным источником поганой материальной ценности.
Я долго обгрызал краску с батарей, пока не включили горячую воду, и стало еще больнее совершать это действо и все ради того, чтобы однажды купить себе дирижабль и во время первого полета приземлиться на крышу булочной, которую я посещаю ежедневно.
Я создаю прокрустово ложе и всех туда заманиваю. И тебя тоже заманю, жди себя на нем!
Моим начетником служит музыка, с большой буквой З посередине, пожалуйста, растяни ее вслух, прожужжи, как сможешь, и пусть это будет подольшеееее.
Мечта копаться в помойке радужна, стремление к спокойствию души и безумию тела, есть гнилые отбросы, вдыхать запах кошмарной вони и при этом быть беспрецедентно счастливым, что есть лучше, что может быть лучше и когда?
Позвольте пожаловаться? Не хотите, а плевать, слушайте!
У моей мамы маразм давно и надолго, точнее, навсегда! Я убивать ее пытался ежедневно, но маразм тут же начинал прятаться, и получалось, что убивать ее вроде, как и не за что, приходилось терпеть и ждать момента очередного всплеска старческого безумия. Ей удавалось переживать метаморфозы столь динамично, что я очень скоро растерялся, и окончательно разозлился на эту болезнь и мне, казалось, она поглотила мою маму так глубоко, что убийство это освобождение ее к свету. И знаете, я ее убил, она ожила через полчаса. Пришла, извинилась, поняла все и потом снова умерла, грустно было, да…
Кирпичик, рыжие кирпичики, белые, лучше рыжие. Много дыма там, где я жду.
ШШ…шш..ш, тихо, тишина, успокоились.
Освободим меня, себя, всех из плена, и станем…
Причудливость, изгибы, линии, просто я учусь рисовать так, как вижу, а могу только, как не вижу.
Надо купить себе зубы, и начать улыбаться!
В вино водочном как обычно кошмарная вереница очереди, денег едва хватает на ... (ну, вам самим решать, что я предпочитаю пить, чтобы оказаться в неподобающем приличному человеку состоянии).
- Боже, ну позвольте же откусить горбушечку от вашего батончика хлеба, вы все равно столько не съедите, - обращаюсь я к опрятной даме в очереди из продуктового, лежа в аппетитной слякотной грязи на улице возле ее ног. Жадно оглядывая ее авоську, сквозь прозрачность которой виднеются три сосиски, бутылка кефира, одна свекла и «О», мой любимый луковый хлеб, я усиленно ее пытаюсь уговорить поделиться со мной этими несравненными сокровищами.
- Вот точно не поверишь! Ну, угадай! Кто, кто, кто?
- Ничего не приходит в голову…
- Ах, это сокрушительно!
- Не тяни!
- Черт, жаль, что у тебя нет предположений насчет возлюбленного, нашей возлюбленной идиотки! Слушай: ему 53 с половиной года, у него нет ноги, одной руки, на второй не хватает нескольких пальцев, он страдает от синдрома дауна, непрекращающимся слюнотечением, недержанием. И не поверишь, не умеет улыбаться, а живет он в метро.
- Несравненно хорошо, хм, на зависть всем!
Раз мандарины, значит точно зима.
Так, так, вот здесь отмерим линейкой, потом проверим, все ли сходится. Ножницы, бумага, сантиметр. Это точно не подойдет для перестановки мебели, кроме сантиметра ничего не подойдет.
Ааа, не могу больше, тону в потоках слез, как водопроводный кран.
Надо купить календарики, а то непременно умру, плохая примета начинать новый год без календаря, что-то плохое не именуемо случится.
Календарики удалось купить, но они были утеряны мною вместе с любимым кошельком, значит точно что-то ужасное должно произойти. Я дрожу.

Кто-то наглым образом посеял дома, летал в облаках и из большого сита сеял стройки. Жалко, что его не сбили.
Знаете, я ведь опять напьюсь. Нет же, я не угрожаю, простая констатация факта. Привычка, это да. Жалко, что не знаю ни одной дельной песни, тогда точно пел бы, а так ни то ни се, просто ляляля, ааа, ооо и т.д. А ведь и вправду хотелось бы что-нибудь хорошее пропеть, жалко, ну очень и одиноко. Вот так ночью сидишь в сугробе и вопишь черти что, и одиноко…
Помойные контейнеры кишат цветными предметами мусора, я люблю на них смотреть, созерцать их крикливую заманчивость, бывает, подолгу смотрю, не отрываясь. Растягиваю удовольствие, значит. А потом так с разбегу бряк туда, копаюсь, вдыхаю ароматы и мечтаю о той авоське с хлебом, кефиром и сосисками. И что такого, не поделилась, гадина.
Ладно, не будем о дамах плохое говорить, пусть она и вовсе не дама после такого, сделаем ей одолжение.
Так, так, так желаем прописных истин. Погодите, почешу ка я сначала свою липкую лысину. Готово, свершилось! Почему я несу разнообразного свойства бред, почему обращаюсь, черт знает к кому, а говорить мне не с кем, от меня плохо пахнет, я плохо выгляжу, со мной никто не дружит, поэтому, именно поэтому этот «черт знает кто» мой единственный «мыс доброй надежды», не иначе.
Я внутри, как тот контейнер, в котором я живу, там редко появляется что-нибудь дельное, сплошные отбросы, вот так и я, не способный рождать новых идей, быть изобретателем, а способный лишь пользоваться чужими, не свежими, давно готовыми к утилизации, пусть попадется что-то свежее, что выбросили по небрежности, так все равно кто-то же это придумал уже, но не я. Контейнер самое подходящее для меня место в связи с этим, и не только для меня, вы уж поверьте, мне просто хватило сил понять это и, в конце концов, принять, и жить там, где мне полагается. А вы, что вы на меня так смотрите? Я серьезно, вам давно пора соседиться со мной. «Каждому по контейнеру» - вот мой призыв.
От улыбки стааааанет мир светлей, от улыыыбки (ох, не помню).
Опять я не могу песню нормальную спеть, ну все хорошо, и бутылки скопленные сдал, и выпил ай как отличненько, а вот песни ни одной не помню, решено, завтра пойду к ларьку, где музыку продают, он там всегда громко играет, постою, может, что выучу.
Лицо из окошка ларька оказалось совершенно недружелюбным, в ответ на мою просьбу сделать русскую музыку оно не ответило словом только сокрушительно злобным взглядом.
«Я маленькая лошадка, я стою очень много денег, я везу свою большую повозку с того на этот берег» не нравится.
«Вечно молодой, вечно пьяный» не про меня, я давно не свежак, зубы выпали, никак не куплю, волосы тоже и тоже никак не куплю и сначала надо песню выучить, а уже потом внешность покупать, без песни нет настроения.
Не сложилось, может самому сочинить…
В холоде гулком летят поезда
Тают снежинки на кончике рта
Хромая собака съела меня
Скоро отыщет и тебя.
Нет грустно, не буду дальше придумывать.
Старой лампы гниющий свет
Машет белым платочком запаха котлет
Нет, нет, и нет, вкуснее на свете ничего снова нет.
Есть хочется, хочется и все, и стихи не складываются у меня.
Турнепс, еда скота, сойдет. Нормальный, нормальнее не бывает. Спи… Уговаривать не буду, воля твоя. Позвони завтра Оле, я тебе подарю жетон, и ты сможешь, она ведь почти твоя квинтэссенция, он ведь самое главное, она мама, а ее надо любить. Она жива, тогда не умирала, тебе показалось. Не будь тривиальным! Уже сплю.
Воздух пахнет фиалками, луна светит огарком свечки и еда пахнет почти как настоящая.
Давно я не был так счастлив.
Завтра снова пойду танцевать у палатки с музыкой. Погреюсь, и буду продолжать учить песни. Ждать, пока кто-нибудь оставит пустую бутылку.
Обещаю, больше не буду писать в тамбуре электричек, да и вообще в любом другом.