Я буду жить Глава первая -Ну что, что ты тянешь? Я полгорода оббегал, а ты теперь нос воротишь!, сказал Митя, отмеряя шприцём полкуба воды. Лена сморела на процедуру затравленым взглядом, хотя и торчала уже четвёртые сутки вместе со своим парнем – Митей. Они познакомились полгода назад. Он был такой весь светлый и приветливый. Он ей сразу понравился. «Наверно потому, что глаза у него добрые и голос мягкий», подумала тогда Лена. Он пришёл к ним в класс из соседней школы. Из той, которыю закрыли на реконструкцию. Он не был самым красивым, или самым умным. Нет. Тоесть – посредственность в серой массе таой же посредственности. «Но ведь что-то его выделило из этой массы, раз я обратила на него внимание?!» Лена всегда была девочкой положительной во всех отношениях: её всегда ставили в пример в школе, она с блеском закончила музыкальную школу, мечтала поступить в уинститут на отделение иностранных языков, а потом на факультет повышения квалификации – мечтала стать переводчиком. Представляла себя такой важной, в строгом костюме, разьежжающей по разным странам в свите министра или видного дипломата. Мечтала и любящем муже (никакого конкретного образа мужа у неё небыло, просто эфимерное тело с ярлыком «МУЖ», но обязательно любящий. Внутреннего трактования термина «любящий» у неё тоже небыло, зато было ощущение этого. Некий набор чувств и эмоций, сливающийся в с эфимерным телом в вышшеё точке получения удовольствия. И предчувствие того неземного наслождения, каторое обещает встреча с Ним, жизнь с ним и, обязательно, ребёнок. Нет! Дети! Двое. Мальчик и девочка. И только от него. Всё это крутилось и неё перед глазами, стоило их закрыть. И всё это рассыпалось в прах, достаточно было эти глаза открыть. Декорации менялись редко: заплёванный парадняк, пакет, трясущиеся руки, вата, использовуаный шприц (зачастую, с полутупой иглой). И постоянное ощущение страха. Страх тоже не имел какой-то конктретной формы. Зато он имел запах и содержание. Месяц назад, или что-то около того, у них случился жуткий скандал, как и положено: со слезами, криком и пощочинами. В тот раз Митя сказал ей, что она может убератся «ко всем чертям собачим, что он не хочет ни видеть, ни слышать её, что она не нужна ему и судьба её теперь в её руках всецело». Митя, в её глазах был добытчиком – именно он доставал порошёк: воровал, грабил. До Бог знает, где он его брал, но три раза в день он уходил на несколько часов, а потом приходил и приносил долгожданный кайф. В тот раз он опять ушёл и Лена подумала, что он не вернётся. Она ушла из дома, когда Митя сатл для неё всм. У неё небыло денег. Но смерть под колёсами трамвая её страшила. Прыжёк с крыши, по её мнению не мог гарантировать стопроцентного результата. И тогда она пошла к малознакомому диллеру, о котором слышала от общих с Митей друзей. Единственным верным способом она почитала «золотой укол», но так как из материальных ценностей у неё было только её собственное тело, ещё довольно привлекательное, то предложить ей было больше нечего. К её удивлению, человек не стал долго ломаться и практически сразу согласился. Он отвёл её на законсервированую стройку в квартале от того места, где он «работал». Все сои представления о том, как всё произойдёт, она строила на имевшемся у неё опыте: поцелуи, ласки и тому подобное. Однако река действительности потекла в другом русле. Пётр (так он представился), как только они зашли в достаточно укромное место, с силой ударил её по лицу. Лена упала и из разбитой губы начала медленно сочится липкая, солёная на вкус кровь. Затем последовал мощьный пинок ногой в живот, от которого её согнуло пополам, а из груди вырвался сдавленый хрип. Рывком за волосы он поставил её на колени и растегнул ширинку. Довольно грубо он запихал ей в рот член с набухшей головкой. Когда ему показалось, что устных удовольствий с него уже достаточно, он приказал ей поднятся и развернутся к нему спиной.Пётр нагнул её до удобного для него уровня. Она наивно пологала, что всё произойдёт довольно быстро и безболезненно. Но всё её тело напряглось пружиной, в тот момент, когда она поняла, куда именно Пётр пытается засунуть своё сокровище. Лена дико закричала и практически сказу получила сильный удар по печени. Это подействовало, как затычка и дальше, пока не закончились резкие, ритмичные толчки, девушка только тихонько выла. Закончив акт, Пётр оправился, достал пакетик с дурью и кинул его к Лениным ногам, на заблёваный пол. Он ушёл, а она стояла ещё какоето время и в голос плакала. Из разбитой губы медленно сочилась кровь. Ныли ушибленные внутренности и порваные мышцы. Она стояла в той же позе, оперевшись на какую-то конструкцию и плакала. Когда закончались слёзы, она начала всхлипывать. Через время она вспомнила, с кем и, главное, зачем пришла в это ужасное место. Пакетик был там, где ему и следовало быть – на полу у её ног... Что делать с его содержимым Лене обьяснять небыло нужды. Из сумочки она достала многократно использованую машину и остатки воды. Доза была излишней и Лена практически сразу это поняла. Разноцветные крури поползли перед её глазами. Образы и эмоции застили глаза. Наплывали и нагромождались друг на друга. Неожиданно, в голове запели ангелы и стало видно Бога. Нет, не то что бы совсем видно, скорее ощущалось его присутствие. Сердце переполнима радость и сомна невыразимых эмиций, которые неслись настолько быстро, что сознание цепляло лишь край их плащей. То, что этих мыслей и образов наплывало всё больше и больше со временем стало проблемой: разум пытался следовать за каждым из них. И в определённый момент он сорвался с поводьев и понесся в неконтролируемом галопе в неизведанные до селе дали. Этот невыразимый процесс сопроваждался вполне осязаемой болью. Голова просто раскалывалась, внутренности, какбуд-то, перемешали большим миксером и теперь усиленно перетряхивают. Кишки намотались на позвоночник, а сердце пустилось в бешаный галоп с печенью. Лена собрала остатки воли и сжала голову руками. Красная пелена наплывала на глаза. Сознание медленно и неохотно покидало Ленино тело. Разум остервенело цеплялся за остатки галюцинозной реальности. Голову перемалывало жерновами боли. Глаза полезли из глазниц, руки потеряли всякую физическую связь с туловищем, и теперь бешено царапали ногтями бетон. Ноги тоже зажили отделоной жизнью: демоническим ритмом колотили по бетону и металоконструкциям, не чувствуя боли с силой опускались на бутылочные осколки и жала использованых шприцев. Они впивались в пятки и ступни, повисая безжизненными, омертвевшими ветвями на теле, которое медленно покидало сознание. Грудь поднималась не ритмично: гдубокие вдохи перемежались с конвульсивными выдохами, сопровождаемые блевотой. Лена окончательнео потеряла контроль над организмом. Но сознание не принимало этот факт и продолжало бессмысленную битву с наркотиком. Последний, в свою очередь немало преуспел в борьбе за отдельно взятое тело, отвоевав у реальности девяносто пять процентов контоля над оным. Её трясло и колотило. Температура падала и опукалась. Сердце билось то редко, как буд-то силы его толкавшие иссякали, то неслось с невообразимой скоростью. Тело выгибалось дугой и слышен был хруст позвонков. Слышно было, как звенели натянутые мышцы. Кровь из прокушеной губы примешивалась к той, что текла от Петеного удара и теперь они образавали плолтную струю. Она не капала уже, а текла на свитер. Он был уже совсем мокрый. Цвет его на груди было уже не разобрать... -Ну что, что ты тянешь?, - повторил Митя, срвывясь на крик. -Да нет, малыш, я щас, тока с силами соберусь... Лена вздохнула и протанула руку за шприцем. Стряхнула. Закатала зукав (она давно уже не носила одежду с коротким рукавом). Затянула жгут. Похлопала ладошкой по внутренней части локтевого сгиба. Опять стряхнула. Стравила опасные пузырьки воздуха из баяна. Медленно ввела иголку в непокорную, тонкую уже вену. Контроль. И в ту же секунду в шприц брызнула тонкая струйка крови, примешиваясь к растворившейся уже Митеной крови. Есть контрль – она попала. Теперь полный газ. Расвор неудержимо врывался в мощный ток крови в вене, уносясь вверх, к мозгу. Лена выташила иглу из вены, отпустила жгут и стёрла капельку крови, каторая выстулила на коже. Она расслабилась и откинулась на стену. Приятная тёплая волна ледленно прокатилась по её организму от кончиков пальцев на руках и ногах, задержалась в груди и, побежала к голове. Девушка изогнулась и шприц выпал из её расслабленой руки. - Мылыш, солнышко моё, я так за тебя испугался. Ты себе не представляешь. Эти пять часов, я не мог найти себе место, - Митя заговорил как то путанно и бессвязно, запинаясь и виновато смотря себе под ноги, - Леночка, ты не знаешь, что я чувствовал, - он оторвался от стены и приблизился к девушке, - Я ведь во всём винил себя и только себя. Он продолжал ещё что-то ботмотать и хватать её за руки. Лена этого не слышала. Она смотрела на оплёваную стену и сравнивала её с собой. Искала похожее и разное. И каждая паралель подтверждала то, что она смутно предчуствовала: она хотела бросить эту гадость, уйти, забыть это всё, как страшный сон. Волна, в это время, уже полностью завладела телом и Митя, зная это, уже растёгивал на её джинсах молнию. Потом он приспустит их и достав свой член будет какое-то время делать её приятно. Девушка хотела бы, конечно, дольше, но ведь он такой милый, как его можно обижать? Как сказать ему, что он полное ничтожество и жизнь с ним, как один страшнй сон?.. Глава вторая Лена хотела именно этого. День был чудесный. Солнце заливало улицы. Ветер был слабый и тёплый. Её согревали мысли о достижении поставленной цели. Цель эта обсолютно оформилась в её голове за прошедшую ночь. О, да! Она, конечно была под кайфом. [врезка из нескольких флешбэков <«вчерашняя ночь»>]. Мысли её текли не равномерно, но основная линия была вполне ясна. Лена искала выход. Неизмеримые терзания и сомнения обряли-таки форму в этом простом и ясном слове – выход. Это то – что ей было необходимо. Думая об этом, её сердце начинало бится чаще. Интервалы между вдохами становились всё меньше. Мир расцвёл новыми красками. Знакомые вещи преобретали новый смысл. Неразрешимые вопросы уходили далеко и суть их становилась малопонятной и совершенно неважной. Постепенно Лена успокоилась и абсолютно внезапно поймала себя на мысле, что её необходимо поделится своим желанием с Митей. Она возьмёт его с собой. Они бросят это дерьмо, придут к его и её родителям. Те обязательно оплатят им лечение Лена заживёт с Митей счастливой жизнью, забыв это всё,как страшный, дикий кошмар. Да! Она заберёт его с собой! Девушка резко поменяла направление и двинулась единственно знакомым путём к их теперешнему месту жительства. Они постоянно переежжали с места на место, от одних друзей к другим. Сперва они пробывали жить и Лены: большая квартира её родителей способствовала принятию решения. Но Митя однажды забыл убрать «пренадлежности» в ванной комнате. Ленена мама вызвала ментов и любовникам не оставалось ничего другого, кроме как спасаться бегством. Они пробывали вернутся, когда, по их мнению, дома никго не будет. У них кончились деньги, да и одежда была не в самом лучшем виде. Но замки оказались поменяны. Лена была близка к ломке. Её кумарило уже несколько часов. Она билась в истерике у родительских дверей. Посылала им проклатия. Но дверь оставалась запертой... Потом они пробывали сунуться к Митиным родителям, но те были уже предупреждены и даже не пустили парочку на порог. Правда предложили оплатить лечение. Пригрозили мусорами, если «дети» вернутся ещё раз в таком же состоянии... Затем пошла нескончайная череда друзей и знакомых. Довольно быстро им указывали на дверь, замечая болезненный цвет лица и исколотые руки. Несколько Лениных подруг из той, ещё нормальной жизни, пытались за неё боротся, но быстро охладевали к этому занятию, замечая пропажу серёжек и колец. Иногда припугивали ментами, иногда били, но всегда выгоняли.Теперь они жили у каково-то Митеного знакомого, по прозвищу Бука. Он был невысок ростом, с пивным пузиком, лысоват, злоупотреблял героином и от него всегда пахло луком. Именно к этому типу теперь со всех ног бежала Лена. Бежала не замечая припядствий. Ну каким препятствием может быть сломаный каблук и подраное платье? Через несколько минут запыхавшаяся и со всклоченвми волосами Лена уже звонила в звонок у обоссаной и попахивающей калом двери. В прежней жизни её всегда бросало в дрож от таких запахов, но по прошествии несколькирх месяцев героинового небытия это прошло. Прошло отвращение к человеческой убогости. Растаял, будто сон, страх перед кровью и уколами. Дверь открыл Митя. Зрачки с булавочное ушко. Общая расслабленность мышц лица. Сползающие на скулы, щёк там уже давно небыло, веки. И огромные, многокилограмовые мешки под глазами. -Привеет, - промлеял Митя добро-обдолбаным голоском, - мы тебя, чесно-то сказать и не ждали. Прости, всё закончилось, - воровато выглядывая за порог, оставляя узкую щёлку для Лены, -оправдывался парень. Сперва, по привычке, у Лены изменилось лицо и она машинально бросила взгляд на ближайшие часы. Сердце её бешено заколотилось. Дыхание стало сбивчивым, не ровным. Лицо перекосила гримаса страха и гнева, а глаза загорелись демоническим огнём. За долю секунды у неё голове промелькнула тысяца мыслей и миллион эмоций. Злость, страх, презрение, жалость к себе и пренебрежительная жалость к Мите, звериная жестокость в картинах мести за потреблённый наркотик по-отношению к Буке (Лена, почемуто, была склонна винить в том, что кайфа для неё не осталось именно Буку). Всё это промелькнуло у неё в голове меньше чем за секунду. Значительно больше времени потребовалось на то, что бы собрать себя из развалившихся вдруг деталей. Лена глубоко вдохнула, отсчетала про себя пять секунд, выдохнула, улыбнулась и, насколько это было возможно, грациозно продефелировала в коридор. Коридор был маленький. Ещё меньше он становился из–за огромного числа малопонятных вешей, находившихся там и непонятно кому нужных. Старая стиральная машина, велосипед «Турист» без переднего колеса и цепи, ведро с зелёной уже водой, неясной принадлежности деревянная палка и многое другое. Самым притягивающим внимание предметом была кукла. Совершенно обыкновенная пластмассовая кукла, каторая была, практически у каждой девочки. Один глаз её был выдавлен, волосы частями вырваны и свет... свет падал каким-то странным образом, придавая кукле пугающий, демонический вид. Лена на какую-тодолю секунды оцепенело замерла, проходя мимо этой малозаметной в куче борахла и мусора куклы. Недобрые мысли в диком танце заплясали у неё в голове. Давала о себе знать и приближающаяся ломка. Большого труда ей стоило не упасть на колени, не заплакать, закрыв лицо руками и не начать царапать себе глаза. Она лишь приостановилась воле этой куклы. Приостановилась и пошла дальше. Она вошла в комнату с гордо поднятой головой, хотя всё внутри неё горело огнём, обжигая нервы. Лена села на единственную свободную табуретку и огляделась. С того момента, как она ушла ничего не изменилось в этой комнате, площадью тринадцать квадратных метров. Разве что стало ещё более грязно – кто-то наблевал под батарею – и добавился новый персонаж, которого она раньше не видела. Это был стандарного вида наркоман, только как-то не по-наркомански одет... Его выдавала кожаная куртка, часы и добротные ботинки. Обувь, правда, уже снимал с него Бука, а к часам, закрыв дверь, уже спешил Митя. Паразительно, но делали они это абсолютно бесшумно. Митя уже взял незнакомого парня за запястье, когда тот конвульсивно дёрнулся и начал блевать. Бука и Ленин любовник шарахнулись от него, как от прокажённого. Парень несколко раз спазматически дёрнулся и начал медленно заваливаться. У девушки не осталось сомнений в том, кто сотварил зловонную лужу у батареи. Тело падоло как-то абсолютно безвольно, подобно мешку. Также безвольно оно и преземлилось, оставшись лежать в неестественной позе, лецом в свежей луже вонючей желчи. - Вот урод, - сказал заплетающимся голосом Бука, поглядывая на заблёваную кожу ботинок, - заблевал мои ботинки. Лену абсолютно не удевило то, что Бука уже считал эти ботинки своими, хотя один ещё находился на ноге у тела. У неё начанала болеть голова – верный признак ломки. Её немного, ещё чуть-чуть и станет невыносимо: больно, страшно. Животно страшно, хотя по-статистике от ломок умерало в разы меньше, чем от передоза. Это она прикрасно знала, но всё равно её начала бить крупная дрожь. - Пизды бы ему за такие выкрутасы, - лаконично подытожил Митя. - Я бросила, - прошептала Лена. - Не понял, - повернулся к ней Митя, в его движениях была присущая героиновому опьянению плавность и текучесть, - что ты бросила? -Героин, - слабо ответила она. -Ну ты даёшь, мы тут этого фраера колим, обуваем, что бы тебя не кумарило и не ломало, а она «бросила», - в голосе парня появились стальные нотки. -Я больше не могу, - вяло ответила Лена, голова её трещала по швам, глаза налились кровью и в них можно было чувствовать каждый удар её сердца. У неё сложилось такое впечатление, что вся кровь, которая есть в её теле теперь находится у неё в голове. Толстячёк теперь и думать забыл о ботинках и, устроившись на единственном в комнате кресле, с интересом наблюдал из-под полузакрытых век, придерживая тяжёлую голову на упёртой в подлоготник руке, - А я думаю она гонит, - неровно произнёс он. -Конечно, гонит, - она не протянет трёх приходов, сорвётся. Мужчины лукаво переглянулись. -А ты знаешь, дорогуша, «закон трёх ломок»? – вкрадчево, мягким голосом спросил Митя. Лена сидела без движения на табуретке, вперив взгляд в одну точку, не моргая – боль парплизовала её. -Это не вежливо, по-крайнеё мере, - громче, но всё так же мягко обратился к Лене Митя и потеребил её за плечо. Лене показалось, что содрогнулись опоры мира. Картинка, каторой она не видела, потеряла фокус и затряслась. Боль железным молотом колотила её череп изнутри. Казалось, все должны бвли слышать этот стук. -Это не вежливо, - продолжил любовник, кагда Лена подняла на него невидящие глаза, - ты вообще слышишь меня? Да её совсем не хорошо, - у тебя там ещё что-то осталось? – обратился Митя уже к вонючему толсячку. -Ну, какие-то три точки ещё есть, - осоловело ответил Бука, - но мы же хотели на попожже, сам знаешь, часа четыре и потом... -Давай сюда, козлина, не видешь, ей совсем край, - басовито прорычал парень, сверля толстого взглядом. -Да, да, а то откинется ещё у меня тут, - более активно пропыхтел Бука и полез закресло. - А ты всё за свою жопу только думаешь, - усмехнулся его собеседник, но без злобы. Лена всё так и сидела на табуретке, раскачиваясь в том темпе, в катором её потеребил за плечё Митя. Мир, каторый видело её сознание сквозь занавес боли, был частью потёртой и заплёваной стены. Он рассыпался на части с каждым ударом молота-боли и соберался снова, кагда боль отступала. Удары эти мало-по-малу начали попадать в такт с её покачиваниями и дыханием. Что бы не испытывать мучительной боли от света, в те моменты, когда молот ударял в её затылок, лоб и вески, Лена начала закрывать глаза. В те моменты, кагда боль отступала, она вновь их открывала. Но мира вокруг она не видела. Мир перестал существовать. Лена не знала, сколько прошло времени, какое время суток сейчас на улице, она не хотела есть, она не хотела спать, она не хотела наркотиков. Она вообще ничего щас не хотела. Но она знала, что скоро придёт физическая боль, каторая вырвет её из липких лап сладкой пульсирующей мегрени. С болью придёт сознание и боль её более глубокого порядка – моральная. С болью придёт животный страх. Она об этом не думала. Она это знала. Но в сознание её вернула не боль, в реальность её затащил кто-то из окружающего мира. Из за пелены полуобморока вышла также мигрень и ударила в череп так, что в глазах потемнело, а глаза, казалось, были готовы уже вылететь из глазниц. Она сдержала внезапно набежавшую тошноту, закрыла глаза, справляясь с приступом боли и вдруг неожиданно для самой себя заорала. Лена воспринемала это всё, как в фильме – чужим сознанием, чужим слухом, чужими ушами. Для неё стоило немалых усилий понять, что происходит. Она взяла себя в руки и сконцентрировалось, что стоило немалых усилий, так как тело её уже лежало на полу и билось в истерике. Табуретка была перевёрнута, рядом сидел Митя и потерал ушибленое бедро. Лена посмотрела на себя: закатаный рукав и затянутый жгут, но характерного следа от укола она не нашла. Да и состояние её не изменилось – боль всё так же стремилась выйти из её черепа, пробивая себе путь молотом Тора. «Так вот что произошло, - проговорила про себя девушка. Слова ворочались медленно, буд-то с неохотой, буд-то от них что-то зависело, - меня пытались подлечить...» -Вот ведь сучка!!! Нет, ты видел, она его разбила, пока брыкалась, - Бука суетился уже на корачках возле раздавленого шприца. Митя неровно встал, как на ватных ногах подошёл к Лене и размахнувшись влепил её пощёчину. Горячая слеза ножом полоснула её по щеке. Ноги распрямившимися пружинами подкинули её вверх, глаза заблестели, ладони сжались в кулаки, норздри раздулись. Было слышно её глубокое дыхание. «Бежать! Бежать от сюда!», - красной лампой зажглись в мозгу эти слова. Сказано – сделано. Лена развернулась и раньше, чем рука Мити успела схватить её за запястье, она в несколько широких шагов оказалась у двери. Ключь был в замке. Девушка судорожно повернула его. Сзади неотвратимо, как сама судьба надвигался её парень. «Он несёт мне боль. Боль и смерть». Лена успела победить замок в ту секунду, когда мужская рука легла ей на плечо. Единственный уцелевшей после приключений сегодняшнего дня каблук она с ведьменным огоньком в глазах опустила Мите на обувь. Лицо его перекосила боль, глаза мнгновенно налились кровью, вены на лбу и шее вздулись. Он отпустил её, поднял лицо к потолку и дико закричал. Это был вой боли. Страшной боли. Лена воспользовалась создавшимся замешательством и токнула открытую уже дверь. Не думая, о том, что оставляет и куда идёт она выскочила из квартиры и побежала вперёд, к лестничному пролёту. Вниз. Быстро. Ещё быстрее. Сломался ещё один каблук. Она замерла на секунду. Решение пришло само сабой: она остановилась, сняла туфли. Поколебавшись немного, она швырнула их в открытое окно. На улице было по-весенниму холодно. С небе мелко падала вода. Разгорячённая событиями последних минут Лена не заметила этого, ступая босыми ногами по асфальту. Его холод приятно студил ноги... Глава третья Кроме приятного холодка в ногах ничего хорошего у Лены в организме не происходило. Она была одна, она была в незнакомой части города (кроме того, как этот район назывался, она не знала ничего), у неё небыло денег. И пошёл уже девятый час. Девятый час без укола. После всеобщей мобилизации организма в момент опасности адреналин начал отступать. Одно отступает, другое нападает. Нападала боль. Она пришла из неоткуда. Пришла резко, как опутившийся на плечи мешёк с камнями. Плечи осунулись, спина согнулась, мозг ищез, сжался в точку, ударился о ветровое стекло боли, как муха о лобовое стекло машины. Лена сама не заметила, как начала двигаться. Куда она двигалась и, главное, с какой целью ей оставалось не ясно. Но не это в первую очередб заботило девушку. «Выстоять – удар боли, ноги подгибаются, выстоять – удар боли, на плечи легла ещё тонна, не сдаваться – кто-то ещё сильнее натянул пружину в позвоночнике, не сдаваться – стук сердца слышен теперь в каждом уголке тела, держаться – этот звук тянет в холод могилы...» В зомбированом болью состоянии Лена споткнулась о кусок арматуры, торчащей из земли. И боль немного утихла. Она посмотрела на свою ногу. Тонкая струйка сочилась из ноги, там, где голень превращается в лодышку. Нет, она её не видела. Она её чувствовала. Пока она думала о том, как бешеное давление её сердца выталкивает липкую, солёную и тёплую жидкость из под кожи, боль немного отступила... - Так вот какую жертву ты хочешь, боль!!! – закричала Лена и повалилась на землю, - Ты хочешь моей крови?!! – она принялась бешено кататься по земле. Волосы спутались и цеплялись за торчащие из земли корни и прочую дрянь. Сотни и тысячи насекомых забегали по её измученому, растерзаному болью телу. – Да, да, да!!! – кричала девушка, чуствуя, как отступает опешевшая боль. Она била руками по земле, рвала траву и волосы. Она врывалась поломаными уже ногтями в сырую и довольно холодную ещё землю. Повоевав с болью в такой манере девушка успокоилась и, запыхавшись, села. Сердце, к удивлению, колотилось менее быстро. Боль притупилась, затаилась в самых далёких и тёмных уголках её тела. Но не отступила до конца. В этот самый период к ней вернулось сознание и Лнена резко встала на ноги. - Нада спрятаться, - эта спасительная мысль провыла пожарной сиреной в её очнувшемся мозгу, - спрятаться и выспаться. Но серена издала слишком громкий вой, выпустив на свободу боль. Удар хлыста подкосил её, попав точно промеж лопаток. Она упала на колени, опёршись руками на землю, повесив голову безжизненой грушей на мышцы шеи. Правую руку кольнула боль. Но то была боль другого качества. От неё её внутренний враг отшатнулся назад туда, где был для него в теле укромный уголок. Лена с трудом открыла глаза и ставилась на своё отражениев свете тусклой жёлтой луны. В руке она держала треугольный осколок зеркала. Часть, рефлектирующую реальность. - Да уж, видок довольно жалкий, - пришлось констатировать ей. Синяки под глазами, грязная, поцарапаная и в синяках, в порваной одежде, босая, со спутавшимися, грязнымит, клочковатыми волосами. Она была похожа на призрак. Привознемагая боль она поднялась на ноги, расправила спину. Боль хлыстала её по спине и ногам, прибивая к земле. [сделать нарезку кадров: она встаёт, её кто-то хлыщет, она делает шаг – удар хлыстов вертуале – крик в реале, шаг – взмах хлыста, щелчёк, крик] Девушка двигалась шаг за шагом к заброшеной людьми стройке, встрикивала, падала, вставала, снова шла. Расстоянее было не более двадцати пяти метров. Но они показались ей вечностью. Она знала оружие против внутренней боли – боль внешняя. Последние капли сознания она тратила на то, что бы не сжимать осколок зеркала в руке. Нет, не сжимать. Это было бы слишком просто и не интересно. Вся избитая и истерзаная, Лена добралась до здания. Всё оказалось сложнее, чем она предпологала – двери были заварены, а окна первого этажа находились именно там, где им и положено находится – на высоте более полутора метра от земли. Боль не собиралась сдавать своих позиций и начала уже читать заклялание призыва. Она взывала к помощи. Она соблазняла и манила. Героином. Она подкупала её рефлексы и блокировала обратную связь. Лена описалась от боли. Зубы скрежетали, глаза застила кровь. Она сжала правую руку и боль скоро ретеровалась. Всё это время она поддерживала баланс внешней и внутренней боли в таком положении, что бы было возможно подтащить ящик, встать на него и перевалиться через подоконник. Лена ползла в угол комнаты, туда, где падал лучь света от фонаря. Это всё делала не она. Вернее, она не могла бы сказать с уверенностью, что всё это сделала точно она и точно с собой. Всё было затянуто пеленой болей – внешней и внутренней. Между тем Боль, щедшая изнутри, нашла лазейку к Лениному сознанию, через приграду внешней боли. Сперва это был лишь маленький ручеёк в оборонительной плотине. Постепенно трещенка, казавшаяся столь незначительной, начала расползаться. Что бы как то сдержать натиск, Лена протянула перед собой држащую крупной дрожью левую руку. Она приложила к синей в фонарном свете коже осколок зеркала и поймав отражение свох обезумевших глаз, надавила и медленно повела зеркало низ. Боль замешкалась, остановилась. Лена взмахнула зеркалом и с силой опустила его на левую руку. Резко. По-касательной. Боль сжалась и, казалось, уменьшилась в размерах. Кровь заструилась по руке и начала капать на бетонный пол. Лена уставила на сруйку, становившуюся теперь мощным потоком безумный взгляд. В голове заиграли скрипки. Внутри загорелись софиты, осветив дальние закоулки организма. Боль пошла в последнее наступление, атаковав мозг. Пальцы врезались в зеркало. Красная лужа под Леной становилась теперь озерцем. Девушка конвульсивно подняла руку с окровавленым зеркаломи резко полоснула по коже. Боль не сдавалась. Скрипки заиграли громче. Лена ещё раз подняла зеркало и ещё раз опустила его на запястье. Боль хрипела, но держала мозг стальными тисками. - Я буду жить, - прохрипела девушка, - Боль усилила натиск, тело изогнулось дугой, рука поднялась и с силой опустилась - Я буду жить, - застонала Лена, - пальцы впились в зеркало и казалось, что слышин скрежет стекла о кость, - Я буду жить! – тело резко прогнулось в другую сторону – боль нанесла удар в живот, рука метнулась вверх и полоснула правую ногу, озеро крови под девушкой расползалось, скрипки перешли на визг, - Я буду жить!!! - Боль мобилизовалась полностью и в агонии сдавила всё, что только было ей подвластно, девушка резко выгнулась в ?противоположную? дугу, ударившись о стену и разодрав затылок. От туда тоже начала сочится кровь. Лена поднимала и опускала окрававленое зеркало, ставшее в её руках опасной бритвой. Боль сдавала свои позиции. - Я буду жить!!! – слова кровоточили из неё вместе с липкой жидкостью, падая на пол, и отскакивая от него, ударялись в потолок. Озеро стало морем. Боль ушла. - Я буду жить... – одними губами произнесла Лена и начала заваливатся набок. Тело расслабилось, пальцы разжались, но зеркало из них так и не выпало. Лена лежала теперь на боку и смотрела затухающим взглядом на фанарь и часть луны. Она победила боль. Она будет жить. Становилось всё спокойней и мягче, скрипки играли теперь тише, сердце, каторое раньше стучало молотом, ударяло всё реже и слабее. - Это что бы дать мне поспать, - подумала Лена и улыбнулась про себя. Софиты затихли. Скрипки умолкли. Их уже упаковывали. Подняли окоченелые, из огромной лужи крови. Положили в чёрный пакет. Застегнули молнию. Она победила боль. Она будет жить...
Когда увидел название темы, сразу вспомнил про одну композицию, которая теперь постоянно в плеере играет)))) http://video.i.ua/user/710587/6060/24514/