Река воды - ночь темноты

ЕВДОКИМОВ ЕВГЕНИЙ

"Река воды – ночь темноты"

-"Вот уже часов пять мы сидим в тесном салоне десантного самолета. Наверное, назначенное место встречи находится на территории другого государства. Нам никогда не говорят о месте высадки. Они думают, что если мы будем меньше знать об операции, наша работоспособность повысится. Ни черта подобного. Это делает нас злыми, а злость мешает сосредоточиться. Хотя, откуда им знать, что происходит с командой. Их толстые задницы ни разу за всю жизнь не отрывались от мягких кресел в их чистых кабинетах. Гады. Они думают, что нас можно иметь, когда им того захочется. Была бы моя воля, так перестрелял бы всех и каждого. “Мы боремся за чистоту помыслов и дел” - они говорят, а сами трахают народ двенадцать месяцев в году.

Черт, снова трясет. В который раз”.

Капитан приподнялся над своим креслом и медленно оглядел полутемный салон. Двенадцать солдат сидели на тех же местах, что и несколько минут назад. Лица их были серыми и усталыми. Каждый из них походил сейчас на старика, хотя самому старшему было двадцать восемь. Они сидели в обнимку со своим оружием, чтобы сразу после посадки вступить в бой. Только, когда она, эта посадка?

-Пацаны, у вас все нормально? – Сквозь вой турбин голос капитана донесся как бы через толстую стену, но солдаты услышали его, и, не задумываясь, ответили: “Да”. Впрочем, он то знал, как именно обстоит дело. Постоянные задания совершенно вымотали группу. С того момента, как команду сформировали, на их памяти было чуть более десятка свободных дней.

-Интересно, сколько мы перебили народу за эти полтора года? – Спросил сержант, чтобы хоть как-то отогнать сон.

-Какая разница! – Почему-то мне стало противно от этого вопроса.

-Не сердитесь, товарищ капитан. Я же не для того спрашиваю, чтобы позлить вас.

-Я……я знаю. Извини. – Он мотнул головой и снова отвернулся к окну. С его лба стекали крупные капли пота, и каждые несколько минут он вытирал их рукавом. Его черная кожа сейчас казалась отполированной и блестела в слабых лучах почти зашедшего солнца.

-Выключить бортовое и внутреннее освещение. – Скомандовал я в микрофон. Тотчас пилот вырубил свет, и в салоне стало совсем темно.

-Тихий ход.

-Есть, тихий ход. – Голос пилота слабо донесся из наушника, и турбинный шум стал почти неслышен.

-Теперь мы идем на малой высоте. Хранить молчание в эфире. Все переговоры только в случае крайней необходимости.

В салоне воцарилась полная тишина. Было слышно, как сопит сержант напротив меня. Все-таки уснул. Я протянул руку и резко выдернул из его рук винтовку. Он тут же спохватился, стал рыскать в темноте. Я осадил его сильным толчком, и, глядя прямо в глаза, протянул оружие. Сзади послышались сдавленные смешки. Я обернулся и погрозил им кулаком. Потому улыбнулся и снова сел как прежде. Сержант был сконфужен и я слегка потрепал его за плечо. Он тоже улыбнулся, но тотчас посерьезнел.

Полет продолжался в полной тишине. На потолке и противоположной закату стене еле заметно играли тени. Я следил за ними долго. Очень долго. За это время, зашедшее солнце нарисовало множество интересных картин, которые ничуть не волновали меня. Я тупо смотрел на игру красок и теней, и это не мешало мне думать. О том, что волновало меня. О том, что было близко и родно моему сердцу: ни о чем. Я не думал ровным счетом ни о чем. Не то, что не хотел. Просто не мог. Я сидел и сжимал свою винтовку, словно это была последняя нить, удерживающая меня между жизнью и смертью. Хотя, что есть жизнь? Ничто. Я так часто играю с ней, что теперь мне трудно отличить ее морду от гноящейся хари матушки смерти. Они обе прекрасны. И я не в силах выбрать. Ведь я знаю цену и той, и другой.

Забавно. Можно сказать, смешно. Но сейчас мне трудно провести между ними грань. Эти особы и есть то, что называется моей жизнью. Ни хорошо, ни плохо. Никак. Одинаково и в той, и в другой мере. Абсолютно. Гениально. Божественно. Никак.

Прекрасное, не имеющее названия и формы – вот он, тот закон, который ищет человек столь долгое время. Человек. Человек! Человек!! Боже, какое абсурдное, пустое, глупое понятие. Никогда бы не стал человеком, если бы меня спросили о выборе.

В наушниках послышалось неназойливое пищание. Видимо кто-то пытается связаться с нами. Ко мне лицом повернулся пилот и я показал ему знаками, чтобы он постарался скорректировать сигнал. Он тут же начал шарить свободной правой рукой по панели управления. Шум то усиливался, то исчезал вовсе. Пару минут спустя я услышал резкое:

-Прием! Отряд 14. - Голос майора нельзя было спутать ни с каким другим. Его русский выговор был, словно навязчивый сон, который трудно забыть даже после подъема. Я спешно отозвался в микрофон и, почти мгновенно, из наушника послышалась неуемная брань. – Капитан, твою мать, чего ты ждешь, кретин этакий. Вас через несколько минут запеленгуют и гребанут так, что кишки твоего отряда будут висеть на кустах до следующего Рождества вместо гирлянд. Ты этого добиваешься?

-Никак нет, товарищ майор.

-Так, ваши координаты сейчас 12/452 – ZQ. – Он то шептал, то срывался на крик такой силы, что не трудно было представить, как в его брюхо загоняют по рукоятку армейский нож и, несколько раз проворачивая, с резким толчком вырывают его оттуда с намотанным, кровоточащим желудком. - Через пятнадцать минут ты будешь в квадрате 137 - 96. Приготовься, посадка мягкой не будет. Твоя задача уничтожить все живое население военного городка. Ты понял??

-Так точно.

-Выполняй! – Связь резко оборвалась, и я представил, как убийца, в завершении своего жестокого ритуала, со скрежетом в зубах, обрывает провод радиостанции.

-Ей богу, если успею, сам сделаю это. И никто не помешает мне.

Тут я ощутил на своей руке чью-то теплую ладонь. Я открыл глаза, и увидел круглое и мокрое от пота лицо сержанта. Он как-то неестественно таращился на меня, и его белые зрачки были сейчас похожи на две звездочки на ночном небе. Я резко отдернул руку: “Чего тебе?”

-Вы говорили сами с собой. С вами все нормально?

-Конечно!?! – Ответ мой прозвучал с выражением обиженного и разгневанного недоразумения. Больше я ничего не хотел говорить, поэтому снова отвернулся к окну. Сержант тоже занял свое прежнее положение и, смущенно переглядываясь с другими солдатами, не стал настаивать на своем вопросе.

Боже, как хочется кричать.

Боже, как хочется умереть.

Все вокруг шумит, кружится, взрывается, стонет… Из последних сил я хочу вздохнуть и не могу. Не хочу. Все, забыл. А ведь когда-то умел. Или нет?… Не помню. А что если помню? Может это совсем не я, а кто-то другой. Кто-то, кто всю мою мнимую жизнь дышал, думал, любил, плакал. Может это ОН помнит? Тот, кто прожил мою жизнь за меня? А я вовсе здесь и при чем. А?…А?!…А - а – а – а – а?!?!?!?!?!?!?!?!

-“Он сказал, пятнадцать минут. Откуда ему знать, что произойдет с моей группой за пятнадцать минут. Откуда в нем уверенность, что в эти пятнадцать минут он сам может рассчитывать на неприкосновенность. Боже, как я устал……Спасибо тебе, Бог, что ты оставил меня. Спасибо за то, что дал шанс научиться думать самому. Или не думать. А может и не Бог. Скорее всего, кто-то третий. Еще более могущественный и всеведущий – человек, наделенный властью.

Эй, Бог, извини, но тебя обошли”.

Когда все это кончится? Эта война, убийства, ложь. Хотя, не мне должно мечтать об этом, ведь именно смерть сделала меня человеком. Именно она дала мне шанс стать великим. Именно ей я должен возносить свои мольбы и для нее готовить самые пышные жертвенники. Еще немного и я стану называть ее - мама.

Ах, ты, моя милая и ненаглядная. Ты любила меня, а я изменял тебе. Ты ждала меня, а я не считал нужным возвращаться. Ты помогла мне встать на ноги в этой жизни, когда я нуждался больше всего. Ты проводила со мной ночи любви и страха, когда, прижавшись к тебе, я изливал тебе все свои слезы. Твой разум так гибок и ловок, что мне никогда не приходилось чувствовать себя рядом с тобой чужим. Ты даришь мне покой и уют, любовь и наслаждение, от которых я не в силах отказаться.

-Товарищ капитан. – Сержант снова наклонился ко мне. Его голос был очень тихим и вкрадчивым. Наверное, теперь его лицо не выглядит таким несуразным, а глаза в ночном блеске сверкают лукавством и мальчишеством. – Разрешите обратиться?

Я медленно перевел на него свой взор. И действительно, сейчас он был совсем другим. Или это только мне так казалось?

-Обратись. – Я ответил снисходительно, потому что с прежних мыслей переключиться было довольно сложно. Он придвинулся ближе к моему лицу и, глядя глаза в глаза, еле заметно улыбаясь, спросил.

-Вы сейчас думали о женщине? Я угадал? Какая она? Наверное, красивая? Расскажите.

По салону пробежал легкий шорох. Я оглянулся и увидел, что как на старте, вся солдаты, облокачиваясь друг на друга и толкаясь, приготовились слушать мою трогательную историю, ожидая лишь сигнала.

-Да, сержант, ты прав. Я думал о самой милой и любимой мною женщине. Она не способна предать или обмануть. Она прекрасна и единственна. Она неповторима и, в то же время, практически ничем не отличается от многих таких же, как она. Она – чудо. Вот она, смотри. – Я подобрал колени и из-под кресла вытащил свою десантную винтовку. – Вот она – та, что подарила мне все, о чем я только мечтал. С ней я провел больше времени, чем с самим собой. И в бою тебе придется испытывать такую же любовь и к своей, чтобы полностью доверять ей и рассчитывать только на нее. Там я буду не в силах помочь тебе ничем. Только ты и твое оружие. И враг. – Лицо сержанта вытянулось и побледнело. Видено он никак не мог предвидеть такого поворота. Я посмотрел назад: все в группе снова заняли свои места и, как ни в чем не бывало, таращились кто на потолок, кто в спинку кресла напротив. Сержант медленно откинулся назад, и его лицо скрылось в тени. Я слегка ухмыльнулся, вглядываясь в пустоту, и снова отвел взгляд.

Внизу, там, в темноте, наверное, мелькает какой-нибудь лес, шумит и живет своей жизнью. Или извивается синей змеей река, убегая все дальше вдаль. Нам за ней не угнаться. Может, под нами шуршит пустыня, и ее морщины-барханы усмехаются над нашей суетой.

Действительно, куда мы спешим? Ведь мы опоздали везде, где было возможно. Нам только и остается, что догонять что-то, что давно опередило нас. Видно, это наша судьба: поспешать, а не спешить.

-Капитан, - Ко мне обратился пилот, а мне так не хотелось его слушать. Точнее не его: сейчас у меня не было сил, чтобы стараться понять то, что он пытается сказать мне. Наплевать. Долг зовет. С невероятными усилиями, я дал ему знак, что слушаю. Что я сделал? Боже, как страшно то, что я сотворил своими руками. Только что я начал ужасное по своей жестокости представление. По моей команде группа отборного спецназа приступила к непосредственному выполнению приказа. А ведь я мог этого и не делать. Не подними я руку, и не произведи нескольких бессмысленных манипуляций, которые оборвали жизни десятков людей, все можно было бы прекратить. Не недолго. Хоть на несколько дней. А за это время попытаться предупредить, нарушая данную клятву. Изменяя своему народу и ввергая другой в пучину страха. Что выбрать? – Капитан, мы в квадрате 137 – 96.

Опять же, знаками, я показал готовность к высадке. Обернувшись назад, я увидел свою группу в обличие диких псов, скалящихся и рычащих в предвкушении безнаказанности. Нет, они не псы. Они – достойные сыны своего народа. Они полностью отвечают его претензиям и всегда будут востребованы. Они – сила в руках могучего гиганта, ноги которого крепко стоят на этой земле.

Над нами забился желтый огонек, и вся команда напряглась в ожидании. После него будет красный: яростный, но беззащитный в своей агонии. Мы ждем его словно Второе Пришествие. А ведь, как ни крути, так оно и будет. Только не для нас. Для них: тех, кто не доживет до следующего рассвета. Так что, мы своего рода избавители. Мессии. Мы – боги, хоть и слабые в могуществе. Мы выполняем великую миссию, мы служим своему народу. Те, кто наставит на нас ружье – наш враг. А врага уничтожают. Что же делать с теми, кто не несет в себе агрессии, а просто мешает. Народ говорит: "Убей!". Почему? Зачем? Что будет, если нас начнут вырезать подобным образом?

“А-а-а-а. – Ехидно говорят они. – Твое дело выполнять, а не задавать вопросы. Делай то, что у тебя получается, а о счастье позаботимся мы".

Вона как. Заткнись и слушай, получается. Интересно, кто же им дал право распоряжаться мной?

“ВЛАСТЬ, ДАННАЯ ЗАКОНОМ, НЕРУШИМА И НЕ ПОДВЕРГАЕТСЯ СОМНЕНИЮ!" – Так написано в любом учебнике.

Прямо трубный визг слышен. "По порядку расчитайсь! Равнение на “букву закона”! Отставить разговоры! Товарищ разводящий, разберитесь!" И тебя потащат куда-то, и станут долго объяснять что к чему. Ты уйдешь оттуда без единой царапинки лишь из-за твоего малолетства, но в твоем личном деле отныне будет красоваться зеленая печать, как личный знак опасного элемента и потенциального предателя.

"Почему?” - спросишь ты. Потому что ты не можешь по-другому. Потому что тебе не пристало так думать. Ты – часть народа. Ты – будущее народа. Ты обязан народу. Ты должен народу. Ты должен. Должен. ДОЛЖЕН. ТЫ – РАБ. И будь ты проклят, если тебе придет в голову повернуться к нам спиной. Не Бог, не Сатана…МЫ проклянем тебя.

Красный.

-Вперед, ребята. С Богом. – Боже, извини, но я не верю в свои слова.

Я прыгаю последним. Двенадцать молодых парней огромной глыбой несутся вниз. Там еще почти ничего не видно. Сверху тоже. И мы падаем ниоткуда в еще большее никуда, чем можно было себе представить. Если бы хоть кто-нибудь видел нас – идеальные люди. Уже не простые граждане, но еще и не боги. Никто. Нашему существу нет имени. Его можно лишь ощутить. Не понять, а представить и превратиться. Мы – все и ничего. Мы – надежда нашего народа. Нас не знают, но ждут. Нас боготворят, не имея ни малейшего представления о своих кумирах.

Они радуются, видя, как их желания приобретают плоть. Их дурачат, а они счастливы. Когда уже поздно что-либо менять, им говорят: “Вы хотели именно этого. Получите. Что? Не этого? Вы что, против воли народа? Так возрадуемся же нашему величию!!!".

Внизу что-то стало виднеться. Поле. Снова. Значит, нет никакого военного городка. Значит, нет врага. Нет того, кто воплощая свои намерения, готов прекратить наше существование. Жаль. Жаль, потому что и сейчас мы не встретим достойного противника, жаждущего показать свое превосходство любыми средствами. Не брезгуя собственной жизнью.

Реактивные турбины на наших спинах сделали посадку плавной и практически бесшумной. Я снял с пояса переговорник и велел сделать то же группе. Через полминуты, на моей левой руке приглушенно засиял дисплей мини-терминала. Включив его в автономном режиме, я начал получать сведения о составе воздуха, химических примесях водных источников данного района, месте положения объекта атаки и много другой ненужной информации, без которой вполне можно было обойтись. Последнее на что я обратил внимание, это рекомендуемая частота излучения наших костюмов. Этот пункт был весьма полезен, так как, проведя анализ радиационного излучения в атмосфере, мы могли настроить свою одежду так, чтобы ни один сканер не смог бы нас засечь. Он нас просто не заметил бы, мы были бы для него обычным воздушным потоком.

Одновременно со мной все эти манипуляции произвел каждый в группе. За сбор информации отвечал сержант. Хоть я частенько ворчу на него, но он отлично делает свое дело. Жаловаться на его компетентность было бы просто грех.

-Что ж, ребята. За дело. – К этому времени моя вялость и сонливость почти прошла. Сейчас я был готов к действиям. Я хотел убивать. – Мы находимся в километре от цели. Наша задача преодолеть это расстояние за пять минут. Там расположена база. Перед ней, в два ряда стоят снопы сена. Под ними мы установим мины и продвинемся вглубь района. По периметру расположены от десяти до четырнадцати палаток. Нам предстоит тихо и быстро вырезать всех. По завершении операции….ну вы знаете. Вперед, олухи.

Бежать мы старались по следам впереди идущего, хоть сканирование и не показало наличия в почве мин. На всякий случай.

-Плохо. Пять минут, пятнадцать секунд. – На самом деле, этот результат очень даже не плох. Переводить дыхание было не когда, хоть я и видел, что ребята слегка запыхались. - Ладно. Расставляем мины.

Наша группа с самого момента возникновения экипировалась прямо с военных заводов последними изобретениями. Многое, что для нас уже давно устарело, еще не скоро будут использовать простые граждане, но именно они требуют, чтобы армия была выносливой и подготовленной к действиям в различных условиях. Мы даем им такую уверенность в полном объеме. Как же не быть лучшими, когда тебя никто не замечает. Как не быть уникальным, находясь в замкнутом пространстве материального небытия.

Пошел снег. Плохо. Очень не к стати. Я поднял левую руку к лицу и, нажав несколько кнопок, включил “плавающий рисунок". Моя форма тут же начала облетать белыми хлопьями, но настоящий снег не налипал на нее. С переодичностью в полсекунды по комбинезону пробегала радио-волна. Она испаряла налипшие снежинки и высушивала тканевую основу. Получалось, что я пульсировал очень слабым, почти незаметным для сканеров излучением.

Когда я поднял голову, чтобы осмотреть группу, они уже осыпались мелким пухом.

-Молодцы.

Еще полминуты спустя ко мне обратился сержант.

-Товарищ капитан, мины активированы. – В его голосе слышалось какое-то возбуждение, радость, удовольствие от того, что ему предстоит сделать. Было бы глупо именно сейчас охлаждать его пыл, но мне стало не по себе от такого рвения.

Ловушка захлопнулась, а мышка все еще живет в неведении о надвигающейся расплате неизвестно за что.

Группа двинулась вглубь периметра. Мы шли медленно. До городка оставалось метров триста и отсюда стало совершенно отчетливо видно, что это были палатки беженцев. Над одной, в самом центре поселка, медленно поднималась струйка дыма. Там не спят и ее придется убрать первой. Я шел впереди. Остановился. Приказал рассыпаться и занять позиции.

-Пока я не выйду, не начинать. – Приказал я. Сержант что-то ответил мне, но я уже ничего не слышал. Медленно я подошел к задней стене палатки, так, чтобы моя тень не падала на нее. Время было. Я снова поднял левую руку и излучателем направил дисплей в центр помещения. Мгновенно появилась картинка происходящего внутри: у печи сидят двое взрослых, возможно один из них – женщина; в правом дальнем углу лежит матрац, на нем двое детей; прямо передо мной, за стенкой, на кушетке сидят трое мужчин, у одного из них ружье; левая сторона пуста, там вход. Еще несколько нажатий, и мой комбинезон включил светопоглощающий режим. Для человеческого глаза я стал невидим.

Опустив руку, я снял с правого бока импульсный пистолет. Большей мощности, чем обладает это оружие, здесь не потребуется. Медленно я подошел к откидной брезентовой двери, и левой рукой обхватил длинную тесьму, служащую заменой дверной ручки. Последний вздох перед тем, как окунуться в бездну и поглотить ее.

Резко дернув тесьму, я оказался в комнате. Мужчина с ружьем вскочил на ноги и долго еще пытался вскинуть оружие, когда обе его руки в судорогах сокращались на деревянном настиле пола. Почти мгновенно рядом с ним упали еще двое мужчин. Я продвинулся вглубь помещения, и встал над бездыханными телами. Те, что сидели у печи, вскочили и попытались выбежать из палатки, но два метких выстрела навсегда отбили у них эту охоту.

В дальнем правом углу, на матрасе я увидел двух прижавшихся друг к другу детей лет семи-восьми. Они были похожи на два комочка. Я подошел к ним и присел на корточки. Нажав одну кнопку и став видимым, я увидел их глазенки, впивающиеся в меня своей беспомощностью и страхом.

-Привет. – Я попытался протянуть к ним руку, но они, как два мотылька, отпрянули от меня. – Я должен убить вас, но я не смогу сделать этого, если один из вас убьет меня. – Я повернул пистолет в руке стволом к себе и протянул его мальчику постарше. – Возьми. Ведь ты хочешь жить? – Он смотрел на меня, и в его головке боролись два желания: жить или лишить жизни. Медленно он протянул свою ручку и выхватил пистолет. Оружие оказалось слишком тяжелым для нетренированного ребенка, но мальчик обхватил рукоятку обеими руками. Как он похож на меня. Он тоже выполняет долг. Он тоже отрабатывает аванс, выданный ему его народом. Но кто окажется сильнее. Я или он. Он или я. Я или Я. Ведь он так похож на меня. Он молод, но его жажда жизни сильна, как и моя. Он стоит перед тем же выбором, что и я. Он – Я. Я – Он. Я –Я.

Вдруг, я почувствовал, как по моему лбу стекает вязкая струйка. Кровь. Я умираю, но я хочу жить. Или нет. Не хочу. Не здесь. Не сейчас.

Я упал и смотрел, как лужа крови от моей головы расширяется все больше и больше. Еще чуть-чуть и все вокруг потемнело. Свобода и радость. Мир. Наконец-то.

Я вышел из палатки и дал сигнал остальным. На завершение операции потребовалось семь минут.

-Товарищ капитан. Номер три ликвидирован.

-Номер шесть, почему не докладываешь?

-Товарищ капитан. Номер шесть ликвидирован.

-Номер семь, восемь и десять ликвидированы.

-Номер один и четыре ликвидированы.

-Товарищ капитан. Номер два, пять, девять ликвидированы.

-Молодцы ребята. Хорошая работа. – Мне было приятно слышать эти слова, потому что мы снова были на высоте.

Теперь предстояло уничтожить следы операции. Мы должны отойти на достаточное расстояние и подорвать мины. Здесь не должно было остаться

ничего: между детонацией и взрывом проходит несколько секунд, во время которых, с невероятной интенсивностью, распыляется газ в установленном направлении и, заполняя собой всю площадь поражения, происходит взрыв. Ядро образовавшегося огненного шара имеет температуру не менее полутора тысяч градусов, а почвенный покров прожигается на полтора метра вглубь. Эти мины похожи на вакуумные бомбы, которые первой начала широко использовать Россия во время Четвертой Чеченской войны, но мощь их намного превосходит ударную силу своих прототипов.

Сержант доложил мне о готовности зарядов. И когда я сказал: "Разрешаю”, пред моими глазами поднялась ужасная картина: мины раскрылись и из них, наружу, рванулось газовое облако, похожее на стаю саранчи, о коей предупреждал человечество Иоанн:

"…Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны: Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось небо и солнце от дыма из кладязя. Из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы…"

Облако, вдруг, посветлело и озарилось бесшумной вспышкой серебряного сияния. То горела земля, которую вспахивал не я. Там умирали дети, рожденные не мной, но павшие от моего меча. Это был мой личный, персональный Армагеддон. Там, вместе с их телами горела и моя душа, и мое сердце рвалось наружу, подальше от этого дьявольского пламени, сжирающего мой разум.

После нашего возращения на базу, тут же последовал приказ явиться к начальнику Штаба. Я собрал всех своих ребят, и через пять минут мы стояли перед полковником в его кабинете. Здесь был еще один человек, не знакомый мне, но начальник слишком явно заискивал перед ним.

-Капитан Ло. Я вызвал тебя, чтобы официально, в присутствии твоих подчиненных поздравить с прекрасно выполненной операцией. Всей твоей группе досрочно присваивается звание "Отряда Особого Назначения". – Он подошел ко мне и протянул руку. Я пожал ее. – Тебе…

-Полковник Нил, разрешите мне. – Неожиданно в разговор вступил человек в песочном костюме.

-Да, пожалуй, так будет лучше. – Полковник отошел к окну, и, достав платок трясущимися руками, вытер пот со лба. Его лицо было сейчас неестественно белым.

-Капитан, меня зовут судья Брист. Я прибыл сюда из Купола. – Ребята в группе судорожно зашептались, но я из-за плеча покосился на них, и они снова замолчали. – Так вот. Генеральный Штаб заинтересован в вашем продвижении. Послужной список вашей группы произвел на некоторых людей огромное впечатление. Ваши качества руководителя очень высоки, и мы хотим использовать их с наибольшей отдачей.

-Кто, мы? – Я позволил себе перебить этого человека. Его взгляд моментально остекленел, но в его манере говорить, трудно было не заметить предельную осторожность, похожую на осторожность тигра, выслеживающего молодую лань.

-Капитан. До поры это не имеет для вас никакого значения. Вам нужно лишь знать, что Генеральный Штаб предлагает вам звание и должность в одном из министерств Купола.

-Нет. – Никогда не мог отказать себе в удовольствии, подергать людей за ниточки: их нервы натягиваются и визжат от напряжения, а разум кипит от ярости, но требует спокойствия. Я прекрасно знал, что соглашусь на любые условия. Для меня был важен любой шанс, выбраться из этого пекла. Видно, я устал.

-Я не советовал бы вам принимать такие решения столь поспешно. – Железная воля этого человека уже начала терять свою несгибаемость. Его голос стал чуть громче, а интонации – настойчивее. Учтите, такой шанс выпадает один раз. Вы должны согласиться. Народ возлагает на вас большие надежды.

-"НАРОД. НАДЕЖДЫ. ДОЛГ. Интересно, что они придумали на этот раз? Чем сейчас они прикроют свой гадкий позор. Все тем же. Ха. Как, видно, банально и скучно вам жить в этом Куполе. Что-то ломается в вас, да, причем, с таким треском, и вы становитесь такими, какими вас хочет видеть народ. А что я? Насколько силен я? Интересно. Насколько силен этот пресловутый народ? Завораживающе. Кто кого? Личность против масс. Организм против своего органа. Фатально? Не думаю. Может ли тело жить без руки? Да. Может ли рука жить без туловища? Вполне. В чем же суть спора? Во мне. - Что будет с отрядом?

-Их расквартируют вместе с вами, и они останутся в вашем подчинении. Вы должны будете выполнять особые поручения Верховного Хранителя.

-Мне нужно посоветоваться с группой.

-Это ваше право.

Мы вышли из кабинета, но никто ничего не собирался говорить. Они смотрели на меня, и я чувствовал, как наши мысли пульсируют в такт. Ни у одного из нас нет ни семьи, ни родных. Нам нечего терять, а жажда спокойной жизни у нас минимальна.

Когда я один вошел в кабинет, то сразу направился к письменному столу полковника, на котором лежал наш контракт. Я подписал его, не думая больше ни о чем. Почему?

Через три дня на базу прибыл самолет. Наши скудные пожитки отправили другим рейсом. И сейчас, когда мы навсегда покидали свой, как ни абсурдно это звучит, дом, мне, почему-то, не было ни больно, ни тоскливо. Наплевать.

Нас никто не провожал. За отлетом никто не следил. То, что было раньше, уже и трудно было представить. За формированием группы следил сам полковник Нил. Вокруг нашего самолета копошились люди, проверяющие и перепроверяющие всю возможную аппаратуру. Мы были интересны. Мы пугали и вызывали сожаление своей беспомощностью. Теперь, когда мы находимся в воздухе между прошлым и будущим, кто вспомнит о нас. Мы оставили старое и с головой бросились туда, где нет ничего постоянного. Там все меняется, движется, живет. Я не знаю, кем я буду там. И буду ли я нужен тому народу, которого увижу, ведь его потребности на удивление недолговременны.

По переговорнику в кабине пилота ко мне обратился штурман:

-Товарищ майор. Судья Брист отдал распоряжение о том, чтобы вы были извещены о приземлении. До посадки остается минута.

-Капитан, скажи, мы уже на территории Купола?

-Так точно, товарищ майор.

-А можно ли мне прогуляться по городу до аэродрома.

-Никак нет. Извините, но это невозможно.

-Жаль.

Я осмотрел салон и заметил в заднем отсеке какие-то закрытые стеллажи. Там должны быть десантные турбины, которыми мы пользовались при выполнении заданий, если требовалось высаживаться на большой высоте. Я встал и прошел мимо спящих ребят. Шкафы оказались не заперты. Я вытащил ту, что показалась мне поменьше, одел ее на спину и проверил зажигание. На пояснице приятно заурчал индикатор энергии.

-"Что ж. Попробуем". – Меня взял какой-то мальчишеский задор. Я прошел к люку и, открывая его, почувствовал теплый поток ветра, ударивший мне в лицо. Мои волосы развивались в его мягких струях, и я, не задумываясь, шагнул в голубую даль.

Я летел и летел, наслаждаясь своим крошечным и хрупким телом. Мне было приятно ощущать себя внутри чего-то гигантского, сильного и властного. Такого, как я. Меня пронизывало чувство, с которым я не был знаком. Оно было столь прекрасным. Оно душило и обнимало, рвало на части и ласкало своими мягкими лапами. Я был свободен и чувствовал себя полностью во власти этого могучего зверя. Моя легкие наполнялись им, и я хотел вдыхать его все глубже и глубже. Я боялся. Боялся.

Я приземлился в каком-то дворе, где не было ни машин, ни людей. Мне не удалось обнаружить ни одного признака жизни. Все вокруг было каким-то бессловесным, холодным, пустым, но живым.

Я вышел из-под длинной арки с множеством переходов, похожих на лабиринт, и оказался посреди бурной улицы. Здесь суетились десятки тысяч людей. Надо мной пролетали сотни флайеров. Я стоял посреди настоящей жизни. Там, где свершались все желания. Где о каждом знали больше, чем он сам. Где только и остается получать свои желания в готовом к употреблению виде. Здесь все сделают за тебя. Здесь можно быть невидимым и получать от жизни все, чего только можно захотеть.

-"Общество равных возможностей". – Они говорят. Но, почему-то, никто не скажет о том, что возможности создаются не тобой, а кем-то еще. От тебя, здесь, в этом месте, ничего не зависит. Ты можешь быть злым или добрым, счастливым или потерявшим смысл бытия, покладистым или капризным. Ты думаешь, что про себя ты знаешь все. А это не так. Есть кто-то, кто знает столько же, но чуть-чуть больше. Он знает, что ты зависим. Ты – должен. Ты – раб. Ты – никто, ноль, пустота, невидимка.

ТЫ – АБСОЛЮТ.