От автора.

От автора.
Заранее извиняюсь за возможное присутствие ненормативной лексики. Постараюсь держать себя в руках.

Предисловие.
Прежде чем приступить к самой истории, хотелось бы упомянуть о некоторых аспектах моего воспитания, которые сыграли немаловажную роль в доведении меня до жизни такой. Все-таки, согласитесь, воспитание, оно, особенно по молодости, чего-то да обозначает.
В моем воспитании чаще всего участвовали три вещи: улица, школа и книжки. Причем если улице за все моё однозначное большое спасибо, то к книжкам мы будем менее благосклонны. И дело, может быть, даже не в них самих, а в отсутствии грамотных к ним комментариев более опытных в житейском плане людей, скажем родителей. Так уж вышло, что начала я с книжек про детство Владимира Ильича Ленина, которые по неизвестным причинам увлекали меня гораздо больше, чем книжки про букашек, отправившихся путешествовать в чужие края. Кошку же, у которой сгорел дом, я вообще ненавидела, и это чувство усугубилось после просмотра супердетского мультика про то, как стадо оленей драпало из горящего леса. «Бэмби» назывался. Ни хрена себе детский мультик, я потом месяц спать не могла. Говорят, что я в детстве заикалась, так вот не факт, что не из-за этого. Я-то сама не помню, но говорят, там еще у Бэмби маму убили. Прекрасно понимаю учителя нашего Сэма, которому очень нравится наш мультик про Винни-Пуха. Там, слава тебе господи, обошлось покусанным медведем.
Ну так вот это было лирическое отступление, которых я себе, по-моему, позволю еще немало. После книжек про В.И.Ленина я плавно перешла к Ходже Насреддину, далее следовал Шерлок Холмс, а кульминацией всего этого стала вся куча книг про мушкетеров. Было даже время, когда книжки от меня стали прятать, потому что я имела дурную привычку читать в постели и зрение как раз стало портиться, так вот как раз был самый кайф, пока родителей нет дома, вскрыть найденным ( наивные!) ключом книжный шкаф.
Все эти замечательные книжки вкупе с советской школой культивировали в человеке абсолютно безобразные вещи, а именно всякое там стремление помогать людям, любить Родину с коммунистической партией, хорошо учиться, а еще всякое благородство и честность. На чём мы, собственно, и погорели.

Собственно история. ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Началось всё совершенно неинтересно. Мне было 12 лет, когда меня любимую оторвали от родной почвы ( г. Одинцово Моск.обл.) и перевезли в Москву. До этого так же оторвали и перевезли в разные концы Москвы и начинавшего строиться Одинцова всех моих друзей, так что это время я помню как препоганейшее. А тут еще эта новая школа, черт бы её побрал (говорю я по прошествии стольких лет, потому что много чего бы не было, если бы не эта школа).
Как я уже упоминала, началось всё самым банальным образом. Училка по физкультуре, без справки никак не хотевшая верить, что у меня сколиоз n-нной степени и что мне уже несколько лет как нельзя прыгать в длину, стала на меня орать и угрожать различными мерами воздействия, в том числе и двойками. И нет бы родителям объяснить мне, какая все это фигня на самом деле и кому нужны эти сраные ( sorry, компьютер предложил заменить на “драные”) оценки и что нужно послать всех подальше. Нет. Копчёный мокрушничать не станет. Не такое у него воспитание. Я, немножко поприпиравшись, сдаюсь, разбегаюсь и , приземлившись, обнаруживаю, что с ногой что-то не так. Обнаруживаю я это, во-первых, по странным лицам окружающих (надо полагать, я заорала и непреднамеренно отвлекла их от ихних занятий) и, во-вторых, потому, что после всех моих прыжков с деревьев и гаражей мне ещё никогда не было так больно. Так я первый раз попала в больницу.
Что мне будут делать операцию, я подслушала случайно. Дядечки в белых халатиках думали, что я сплю. Надо сказать, некоторые жалели психику ребёнка. Например, медсестра на мой вопрос, почему мне вечером не дали жратвы, никак не хотела колоться. Я к ней поприставала минут 5 для собственного удовольствия. Было забавно смотреть, как она смотрит на меня жалостливыми глазами и думает, что я ни о чём не подозреваю. Кстати, сколько я потом видела подобных ситуаций, никогда не понимала, почему нельзя сказать человеку правду. Я что, сбегу?
Последними словами, слышанными мною до того, как я впаду в беспамятство, было обсуждение врачами потребительских качеств сигарет «Прима» и того, что кому-то за ними бежать, так как они кончились. На обсуждении количества пачек слова стали троиться, всё вокруг пошло красивыми розовыми, зелеными и желтыми пузыриками, и больше я ничего не помню.
Проснулась я от того, что услышала, что кто-то собирается отдать кому-то чей-то халат. Открыв левый глаз, я сквозь мутную пелену обнаружила медсестру, роющуюся в моих вещах. Я лежала на каталке, а дама средних лет мотала в воздухе моим темно-синим халатиком. Это была моя единственная одежда, о её намерениях её кому-то (да какая разница кому!) отдать я уже слышала. Я живо представила себя замерзающей заживо ( в том что я живая, сомнений уже не было), тем более что на дворе был октябрь месяц. Реакция моя была мгновенной. У медсестры были очень красивые глаза, когда она услышала от спящего бледно-зеленого трупа душераздирающий крик «НЕТ!!!». Ко мне быстро подбежали и стали успокаивать, думая, что у меня какой-нибудь нервный криз, на что я им ответила холодным «Халат отдайте». Во избежание, видимо, несчастных случаев на производстве, или просто будучи в шоковом состоянии, медсестра подчинилась, хотя, вообще-то, они этого не любят.
Опущу подробности первой послеоперационной ночи, когда лёд в грелке стал горячим, а заменить его было никому, когда я полночи с упорством осужденного на казнь вскрывала алюминиевой ложкой бутылку «Боржоми», которую неизвестно почему не стащили, и потом выцеживала живительную влагу из образовавшегося отверстия, и когда в самом настоящем бреду я всю ночь решала уравнения второй, а то и третьей степени. К утру, когда мне принесли чего-то попить из большой посуды типа стакан, выяснилось, что у меня не раскрывается рот. Весь следующий месяц я питалась бананами и соломкой ароматной, так как только эти продукты проникали в меня беспрепятственно. Надо заметить ещё, что кроме всего прочего, у меня было одно завоевание, которым я очень гордилась. Я добилась того, чтобы уколы мне кололи не в задницу, как всем, а в здоровую ногу, аргументируя это тем, что мне трудно поворачиваться, хотя это было чистой воды враньё. Зато я, не в пример другим моим собратьям по несчастью, могла использовать свою задницу по её прямому назначению, а именно сидеть на ней..
Надо сказать, что собратья у меня были самые разнообразные. Во-первых, халявщики сотрясники (сотрясение мозга) и апендицитники. Эти проводили время лучше всех, они, как правило, недолго болели, и их очень быстро выписывали, так что собратьями они были так себе, костяк из них создать никогда не удастся. Зато они были ходячие, и в этом была ихняя несомненная польза. Во-вторых, это были разные переломанные граждане типа меня. Они подразделялись на тех, у кого сломаны конечности, позвоночник, а были также со сломанными ключицами, ребрами, башкой, а у одной маленькой девочки была сломана жопа (прыгала на мягком диване). Ещё к нам часто попадали все обмотанные бинтами обгорелые граждане из переполненного ожогового отделения, но мы с ними не очень-то водились, тем более что их быстро забирали восвояси. А у одного мальчика плюс к ожогам почти всего тела была еще и чесотка. Естественно, его побаивались, а моя смелая мама, когда приходила, ухаживала за ним. Кстати, кто-нибудь видел, как быстро бегают люди с переломом позвоночника и как им не составляет труда подпрыгнуть до потолка? Насколько я поняла из своего знакомства с позвоночниками, у них самая необременительная болезнь. На моей практике только одна девочка, дочь какого-то министра, немножко рехнулась (но еще неизвестно, какая она до этого была), а так все позвоночные себя замечательно чувствовали.
Да, ну и конечно нашими постоянными спутниками были тараканы в немеряном количестве. Просыпаешься с утра, а на твоей тумбочке в непосредственной близости от твоего лица сидит таракан, жирный такой, не то что бывают в квартирах, как бы радостно улыбаясь и желая тебе счастливого дня. Долгими зимними вечерами мы развлекались следующим образом : лежачие брали в руки тапки и другие орудия убийства, а ходячие шли выключать свет. Несообразительные тараканы, думая, что наступило ихнее время, то есть ночь, выползали. Тут как на войне, надо подпустить поближе. И тогда раздавалась команда «Свет!» и мы их, гадов, победоносно громили тапками, костылями и пустыми бутылками. А одному мальчику ( он у нас лежал по поводу падения с 11-го этажа) тараканов наловили и наклали в кашу. Я в этом мероприятии, слава тебе господи, не участвовала, так как симпатизировала этому мальчику.
Через некоторое время мне выдали костыли и выяснилось, что на костылях можно очень даже быстро передвигаться. У меня до сих пор по отношению к костылям теплое чувство как к вполне приличному средству передвижения. Но они имеют одно «НО». Это резиновые насадочки на конце. Далее мы увидим, к чему приводит соприкосновение на большой скорости резины с мокрой линолеумной поверхностью.
Мы с одним мальчиком бежали наперегонки на костылях от физкультурного кабинета до моей палаты в конце отделения. Борьба была напряженной, но сдаваться не в моих правилах, и ближе к холлу посредине коридора я вырвалась вперед. А в это время тетенька-санитарка с поднятой кверху задницей мыла в этом холле пол. Освещение было так себе, так что когда я заметила подвох, тормозить было уже поздно. С ногой с гипсовой подкладкой особо не сманеврируешь. Отделение огласилось звуком упавшего тела, за которым последовал звериный крик и известные мне на тот момент ругательства, главным образом по поводу того, что опять я, вашу мать, в это вляпалась. Опять ВСЁ ЗАНОВО!!! Мальчик забрал лавры и ретировался до своей палаты.
На этот раз я отделалась малость попроще. В коленке (опять в той же) все просто порвалось, зато ничего не сломалось. Врач-грузин выкачивал из коленки кровь, а я ,сжав зубы, тихонько ругалась «Черт побери». Нужным словам меня тогда еще никто не научил. Это пришло позже.
* * *
Прошло ещё месяца два. Мы с друзьями счастливо справили Новый Год. Медсестры с врачами справляли сами по себе и своими способами, а мы не без моего скромного участия ( я к тому времени уже была типа авторитет и меня уважали, как полагается салагам уважать деда) устроили себе маленький праздник. Ели спрятанную от медсестер еду, пили газировку, пели под самодельную музыку (помню, я изображала ударные, бив костылем по дверце тумбочки, а кто-то выбивал дивную мелодию на пустых бутылках), а когда взрослые разбрелись по своим палатам спать, я рассказывала малышне сказки. Именно тогда я обнаружила, что малышня почему-то ко мне липнет, как бы я над ними не издевалась (хочется иногда пошутить, а шуточки местами бывают довольно зверские). Я думаю, это из-за не очень большой разницы в развитии.
И вот однажды меня поздравили и сообщили, что меня отправляют на долечивание в ДОХБ № 8 (детская ортопедо-хирургическая больницу), в простонародии именуемую «Полушкино» и находящуюся на станции Полушкино Можайского направления. Я попрощалась с друзьями, погрузилась ( к тому времени я уже могла ходить с одним костылем) в белоснежную машину с красными крестиками по бокам, которая и повезла меня по заснеженным дорогам в неизведанную даль…


ГЛАВА ВТОРАЯ.
А вот теперь настало время вспомнить о том, что я расписывала в предисловии, а именно о моем высоко… ну, даже не знаю высококаком воспитании. Тут недавно по телевизору показывали передачу про одну героическую бабушку, которая в войну совершила подвиг - её отряд вырвался из окружения, а она осталась всех прикрывать и поэтому не вырвалась, как все, а сидела два дня в пруду в ледяной воде, прячась от немцев, а потом ползла по лесу к своим и отморозила себе все ноги. Сейчас она лихо передвигается на протезах и очень рада по поводу того, что у нее есть новенькие «Жигули», а то без них ей бы совсем худо пришлось. Аналогия у меня провелась моментально, а вам предоставляется право убедиться в её правомерности.
Прибыв в это самое Полушкино, я долго и счастливо прожила там две недели. Жизнь начинала входить обратно в своё русло, и там бы и осталась, если бы не мыши. Кто не знает, это такие маленькие серенькие иногда пушистые зверьки, которые любят пожрать заныканных в тумбочках печений. Иногда они дохнут, потому что так уж на этой земле всё устроено. И вот однажды одна такая мышь по неосторожности сдохла у одной девочки в чемодане. Мышь эта, видимо, по натуре была исследователем и авантюристкой, но не рассчитала своих мышиных сил, за что и поплатилась мучительной смертью от удушья среди кофточек и юбочек. А девочка, в свою очередь, ничего особенного не хотела, кроме как достать из чемодана чистые носочки. И когда эти два одиночества наконец-то встретились, произошел, как говорят психологи, конфликт.
Девочка страшно завизжала и ,будучи в шоковом состоянии, схватила дохлую мышку за хвостик и кинула её подальше от себя любимой, то есть на кровать соседней девочки. Пошла цепная реакция – визг, очередной полет, и так несколько раз, прежде чем мышь не приземлилась под умывальник. Девочки, все ещё не чувствуя себя в безопасности, выбежали в коридор, и всё отделение огласилось визгом и криками «МЫШЬ !!! МЫШЬ !!!». Я, надо сказать, за всем этим наблюдала со стоическим спокойствием, сидя на кровати напротив развернувшегося действия. Во-первых, я всю свою жизнь испытывала к дохлым мышам и крысам что-то вроде уважения, а во-вторых у меня нога не сгибалась и ходила я в основном при помощи костыля, что не настолько быстро, чтобы в порыве восторга последовать за визжащим коллективом.
А тем временем у палаты собрался народ, жадный до щекотания нервов и страшного зрелища. Практически все отделение, потому что в этой больнице половое распределение происходило поэтажно – этаж мальчики, этаж - девочки. Все стояли за линией двери и перешептывались, а самые смелые даже заглядывали вовнутрь, где лицезрели меня и возлегающую в некотором отдалении под раковиной Мышь. Одна девочка, самая смелая, даже подошла к Мыши совсем близко, но не сдержалась и блеванула на несчастное животное и окружающую территорию. По палате распространился запах рвотных масс. Ситуация начала выходить из под контроля.
И тут как раз то самое место, где вступает Главный Герой. Я то есть. Первоначально мною производились попытки уговорами вызвать в людях чувство собственного достоинства. Вспомнить, что человек – царь зверей и всё такое, и что если что-либо не будет предпринято, следующую ночь они проведут в коридоре. Но жалкое отступление самой смелой девочки как ничто другое убедило их, что место за дверью в данной ситуации самое что ни на есть подходящее. У меня не было выбора. Только от меня зависела дальнейшая судьба нашего отделения, да и к тому же меня не очень прельщала перспектива провести ночь, вдыхая расчудесные ароматы. И я встала с кровати, опираясь на костыль. Если бы это было кино, следовало бы добавить ветер в лицо и очерченный героический профиль. Я подхожу к мыши, беру её за хвост и делаю шаг к туалету, намереваясь отправить животное в последний путь.
История повторяется. Физические явления неизменны. Последствия попадания резиновой насадочки на конце костыля на мокрую поверхность однозначны во времени. Я поскальзываюсь на блевотине и падаю под раковину, вдобавок получая костылём по голове. Абстракционизм чистой воды. Я сижу под раковиной в луже блевотины с мышью в руке и ору, причём не от банальной обиды, а потому что имею на это право, потому что помимо всего прочего у меня сломалось бедро.
Дальше за неимением рентгена врач выясняла наличие перелома простым дедовским способом – если внезапно стукнуть по ноге и в ответ раздастся крик, значит пациент не шутит. Но в итоге это показалось им неубедительным, и меня повезли за 10 км по национальной российской дороге на соседнюю станцию Тучково, где рентген был в местном роддоме. Скажу одно- ничего более «приятного» в жизни я не испытывала. Переломанные кости так замечательно стукаются друг об дружку, когда машина проваливается в очередную яму.
После того, как научный метод подтвердил диагноз, поставленный дедовским способом, главврач нашей больницы написал в моей карточке, что я сломала бедро вместе с коленкой, только все эти 4 месяца этого не замечала, и отправил меня обратно в Москву…
Была ночь. Я сижу на операционном столе. Нетрезвый молодой хирург вколол мне в ногу новокаин и взял в руки дрель. Не надо было вламываться ночью и лишать людей заслуженного отдыха. Нога прижата к столу, и сверло входит в нежную плоть… «Нет, ну как ты сверлишь! Ну кто так сверлит! Дай сюда, я буду сверлить!» Это старый, более опытный и несколько более нетрезвый хирург вырывает дрель из рук молодого. Теперь у меня в ноге две дырки на выбор.
Это называется «повесить на спицу». Спица вставляется в эту самую дырку, нога подвешивается на веревочке, у которой на другом конце гирьки. Так я провисела месяц, а потом на меня надели гипсовые бриджи до колен. Маленький противный мальчик Женя из детдома одну меня из всего отделения заразил ветрянкой, и температура 40 градусов сопровождалась протертой до костей кожей под гипсом. А вообще мы жили очень весело и дружно, и девчонки всегда просили меня по ночам перед сном петь им разные песни. А еще я к тому времени знала кучу анекдотов и была суперпопулярной по этому поводу. Прошло время, и меня, в отличие от многих моих сопалатниц, выписали и снова отправили в Полушкино.
Через неделю после приезда туда я ,засмотревшись на окружавшие территорию сосны, упала с лестницы.
* * *