Настроение 1

Сергей Крылатов
НАСТРОЕНИЕ 1 : ЛОШАДЬ , ЛИФТ , МОРОЗ .

Сначала было вИдЕние. Словно мираж, словно наложение сна на реальность. Потом, когда я присмотрелся (внимание включило и слух), пришел звук: стук копыт (гораздо более редкий, чем можно было ожидать: всего три-четыре - на все шаги, выхваченные вниманием).
Лошадь... Повозка... Я попытался перенести себя и видимое пространство в прошлое, в мир этой лошади, этой повозки. Но прямоугольно-бетонная материальность, скучными кубами геометризирующая, обрубающая до примитивности и мертвоты ландшафт, ядовитые иглы электрических фонарей, каменно излучающие равнодушный и бездушный свет, даже не свет, а мертвые люмены - все элементы неоурбанизма убили эту попытку. И прошлое не смогло выйти за пределы этой повозки, этой лошади. Его силы не хватило даже на то, чтобы асфальт под копытами-колесами стал мостовой.
Да, лошадь, ты всего лишь пришелец в этом мире. Прости, но стуку копыт и скрипу колес созвучен лишь реквием. Я не найду в себе душевных сил исполнить его, но ты уже в Лете. И теперь ты - мираж! Жаль, но ты лишь дыхание, даже лишь вздох. Вздох воспоминания. И не воспоминания даже уже, а лишь мысли о прошлом. Поэтому, прощай.

Левая окнОпоченная стена и правая, обделённая, протянули друг другу створки - и я заключился в помещение, только что бывшее лишь трехстеньем. Указательный палец двинул меня вниз.
...Наглядная, утрированная модель одиночества...
Ощущая спиной дыхание задней, руками - близость боковых стен, зрением - предлежащих дверей, я подумал, что лифт - неплохое прибежище для клаустрофобии.
За стеной моего мира вверх проплыли голоса. Они возникли и погасли, потусторонне, приятно-щемяще. И равнодушие в этой встрече. Однако почему-то необоюдное.
Но вновь туман одиночества - и в нем выцвело и потерялось воспоминание-впечатление.
Наконец мир распахнулся до лестничной площадки. Потом снова распахнулся, но уперся в стену. И вот, в конце концов, облегченно развернулся во вселенную.

Я вдохнул мороз, и он пронизал душу, все выцвечивая, оставляя лишь светлое и прозрачное. И морозом измененный, я ощутил мир хрустально нереальным, хрупким, неприкасаемым. Оптическое восприятие ввиду очков также было морозным: мир зрился излишне четким, дотошно подробным, жестким, резкоугольным. Чуждым. Вернее, это я, будучи теплым и живым, был инороден ему. И мне надо было стать каменным, чтобы он меня принял. Но нет. Я не стану.
Исколовшись миром и очистившись морозом, я положил путь домой и вскоре вошел в вязкое тепло жилища.
...А праздник все катился вяло и размеренно, до скуки весело и до серости пестро. Оставляя его в стороне, я, войдя в спальню, погрузился в бальзам темноты. И на фоне праздничного шума вновь зазвучало скрипичное соло одиночества...