МОСТ

Серое небо медленно сдавливало и наползало. Гром начинал свою сагу пугающими черными нотами. На подходе к мосту ждала неприглядная сырая темень грозового осеннего вечера. Он пустил полы легкого серого плаща по ветру: ветер рвал их словно ветошь на старом полуобрушившимся заборе, шляпу приходилось держать рукой, надвигая на глаза и закрывая и без того обделенное светом пространство впереди себя.
«Черт знает, что такое», - перед подъемом на арку моста у него редко не портилось настроение. Бездна черной речной воды уже выглядывала из-за перил, когда небесный брезент прорвало, и два горизонтальных пространства схлестнулись в едином потопе. В тот далекий день такой же стеной стояла вода, так же ворчало небо, так же ртом ловила капли река, так же блестела во вспышках молнии сталь моста – его сознание вторгалось в прошлое и подчинялось ему целиком и безвозвратно. На дне воспоминаний снова возрастало настроение того гнетущего дня. Почему он не сделал этого тогда? Неужели для того, чтобы не смочь сделать это теперь, не смочь сделать это никогда? Да, еще несколько метров и он снова с презрением и бессилием пройдет место, где он, свесившись на перилах, двумя ногами стоял в черной бездне, ловя безумными глазами штормовые блики в пространстве реки внизу. Кромешная тьма, чудовищная высота, сердцераздирающая боль и ошеломленная пустота сознания.…Через минуты медленное физическое скольжение замерзших мокрых пальцев, кровь на левой щеке, ржавый запах и краем глаза зацепленный в тучах просвет…Звезда, одна звезда…Прямо над ним, в его высоте. Над его головой. Над его разумом…Все, он готов отпустить…Рывок, еще один – наверх…Слезы, балки, перила, ржавчина и вода, кругом вода: небо, слезы, капли, река. Молния выхватывает напряженное отчаяньем, непониманием и несправедливостью лицо. Да, так было…

Вот уже на подходе, меньше метра…что это? Ссутуленная фигура, похоже, сидит, - зачем? – НЕУЖЕЛИ?! Он остановился, прирос к мутным потокам дождя по мосту. Ожидание дошло до сверхмеры, он обратился, стараясь перекрыть шум дождя. Ответа не последовало. Тогда он стал подбираться ближе, пролез под перилами, ударился плечом и с трудом сел, вроде и рядом, но все же чуть поодаль. Долго боялся смотреть в сторону фигуры: голова не поворачивалась, взгляд изучал кисти рук, плотно сцепленных с краем поперечных балок моста. Но чувство захватывало, не в силах бороться, он глухо прозвучал: «Может, тебе помочь?» Срывающийся голос явственно истерично поведал, что в уговорах и мнениях не нуждается, просыпал проклятьями, даже кого-то пославил матным речитативом. «Ты не понял, я помогу тебе умереть. Ты же хочешь, но не можешь собраться», - пронеслось эхом к фигуре. ОН наконец-то решился посмотреть на этого несчастного. Белки глаз ярко светились и были вдвое больше обычного – малый был потрясен: уверенность подступала. «Давай, вспоминай, решай, как только решишься – кричи. И я освобожу тебя…» Молчание повисло в воздухе, некоторое время слышны были только сгущенные всклокоченные электрические раскаты. «Хорошо, я согласен, только отойди…» - с еле слышным, не скрываемым трудом донеслось слева.

Он встал, и все еще размышляя о малодушии, в полном равновесии и спокойствии отошел в сторону. Мысли его упорядочились и больше не мешали, в голове – только полноценное рациональное чувство абсурда и полного безразличия.

Он очнулся только когда почувствовал крепкое прикосновение к своему плечу. Развернулся и с трудом различил мужское лицо средних лет. Слезы благодарности и раскаяния были четко видны среди капель дождя. «Спасибо…- мужчина крепко обнял его. – Я не забуду». Фигура поспешно укрылась в ночи. Он остался уверен, что этот человек будет жить и будет жалеть об этой ночи, но не о том, что не прыгнул, а о том, что хотел это сделать. Ливень закончился, тучи расходились…впереди мерцал город.

Свет лампы рассевался по его усталому лицу. Сегодня он вернулся раньше обычного. Часы громко и мерно тикали, маятник совершал свой пролет по дуге. В доме было тревожно и гулко. Он одел пальто, взял зонт и вышел. Быстрым шагом направился к мосту. Вчера понимание инцидента не нашло его, да оно и не преследовало особо: к мосту его тянуло чувство. Он прошел уже прилично, когда у края увидел нечто, напоминающее человека. Лысеющий мужчина, делового вида внимал завываниям порывистого резкого ветра. Каменный взгляд, был устремлен в сторону города, он, казалось, думал, что огни загораются всегда для кого угодно, только не для него, даже в этот, последний раз.


Он встал за спиной, чуть правее, и предложил свою помощь. В ответ получил воодушевленное: «Да-да, это было бы хорошо…Вот только сейчас». Он дал ему время и отошел, чтобы не мешать. На этот раз глубоко задумываться не приходилось. Минут через пять ему пожимало руку счастливое, улыбающееся лицо: «Я не знаю, как вас благодарить, возьмите…» Что-то тяжелое легло на дно кармана пальто, он молчал, обдуваемый всеми ветрами. Молчал уже давно, один.

На следующий день была женщина. После назначенного спасения она была все еще бледна и холодна. «Мой спаситель, примите, - золотое кольцо оказалось на мизинце. Он не сопротивлялся, не говорил ни слова – просто по спонтанно родившимся в день бури правилам – молчал. И лишь только шепот падающих звезд провожал ее торопливые шаги.

«Юноша, я могу вам помочь, - на этот раз уверенно говорил он. Стройная фигура в кожаной куртке стояла выше его, на одной из опорных перекладин арки моста. Ответа не было. «Я отойду, а вы крикните, - он хотел поскорее избавиться от липкого неудобства, именно оно на время вытеснило из него страх перед мостом, высотой, неизбежностью сожалений о несодеянном самоубийстве. Он отошел, напряженно следя. Юноша слегка повернул голову, в ночи отпечатался гордый профиль. Голова снова повернулась затылком, рукава куртки раскинулись в сторону, толчок…

Он кинулся на арку, как раненый зверь: темный силуэт с распахнутыми руками как раз входил в темноту. В эту ночь он не шел, он бежал домой. Задыхаясь, сорвал с пальца кольцо, из кармана часы, подаренные лысеющим мужчиной часы, на ходу, обрекая на несколько секунд свободного падения, он навсегда определил их во владение мутной реки. Слайд профиля долго не давал покоя, этот решительный взмах перечеркнул все мыслимые и немыслимые теории о случайности самоубийств, о легкости их предотвращения, о пути исцеления. Он вновь увидел то с чем жил, и чего так искренне хотел тогда, давно, в ту самую ночь и чего так искренне не мог сделать.

Он просто не мог умереть молодым…

4.10.04, ночь