Кузнец

“Кто придёт к нам с мечом,
тот, в лучшем случае,
просто уйдёт без меча”.


1.
Кузнец проснулся и лежал неподвижно, вслушиваясь в шум ветра в кронах деревьев. Он приоткрыл один глаз. Темнота. Кузнец перевернулся на живот и посмотрел на часы. Часы показывали светло-серое время, по оборотной стороне циферблата ползли нарисованные капли дождя. Кузнец прислушался и действительно услышал методичное постукивание по крыше палатки. Он улыбнулся холодному бледно-голубому свету экранчика. Часы были подарком Часовщика ко дню свадьбы и, по всеобщему мнению, лучшим творением мастера. Воспоминание о семье наполнило сердце Кузнеца приятной теплотой. Он расстегнул магнитную молнию входа. Серый свет заливал лесную поляну. Ему в лицо пахнуло свежим, мокрым лесным воздухом. Кузнец поёжился и вылез из тёплой палатки, походу надевая телогрейку и пристёгивая ножны к поясу.
Браслет часов резко сдавил левое запястье, заставив Кузнеца кубарем скатиться в овраг. В ту же секунду в соседнее дерево с глухим треском вонзился металлический дротик. Кузнецу хватило одного взгляда, чтобы понять, с чем он имеет дело. Из дерева торчал тот самый дротик, за который он в своё время получил звание Главного оружейника Короны. Сейчас, пожалуй, человека 2-3 помнили об этом его титуле, а о Короне вообще никто старался не вспоминать: мыслеуловители Комендатуры работали безостановочно. Дротик назывался «Верная гибель» и сотни тысяч мёртвых королевских гвардейцев могли бы подтвердить справедливость такого названия.
Оставалось понять, кто его противник. «Будем рассуждать логически», – думал Кузнец, ползя на брюхе по дну оврага и пристраивая к уху динамик мыслеуловителя. В его мозг рекой полились чьи-то безудержные эротические фантазии. Кузнец крякнул, о чём тут же пожалел, потому что в полуметре от него прошила землю блестящая игла. «Шип», – подумал Кузнец. – «Это уже интересно». «Шипы» составляли основную часть его продукции и приносили неплохой доход, так как имели систему мысленаведения. Иными словами, также несли смерть всему, что могло думать. К счастью, хитрый Кузнец заложил с помощью ГП в свои изделия блокировку на частоты всех своих близких и, конечно же, себя любимого.
Покрутив реле настройки прибора, он сузил радиус действия мыслеуловителя до одного километра, и тут же почувствовал барьер. Он размышлял: «Итак, направление известно, барьер у него пассивный, значит – не армейский, иначе я бы его не засёк. Оружие смешанного типа, средней дальности. Скажем, «Белуга» или «Тушканчик». Впрочем, скорее «Белуга». (Кузнец отметил про себя, что остановился на «Белуге» скорее потому, что она была предпочтительнее, так как в отличие от «Тушканчика» не могла стрелять всякой дрянью, вроде гранат с удушающим газом или гипношашек.) Белугу может купить кто угодно и где угодно, это никуда не ведёт. Нападающий явно выжидает, пока я высунусь, значит у него простая оптика, хотя, может быть, и «с подсказкой». И, конечно, шумоуловитель.»
Подумав про шумоуловитель, Кузнец инстинктивно затаил дыхание.
«Кто же это может быть? Бандит? Охотник? (Кузнец невольно содрогнулся.) Нет, если бы охотник, я бы тут уже не ползал. А бандиты редко используют такое странное оружие.»
Овраг перешёл в поросшую кустарником лощинку. Приметив большой камень, Кузнец перекатился и юркнул за него, ожидая сигнала от часов. Сигнал был, но не тот, которого ждал Кузнец. Вместо того, чтобы сжать запястье, умный механизм вывел на экранчик маленькую стрелку, указывающую куда-то в сторону леса. Рядом со стрелкой светилась цифра и буква «л». Кузнец ухмыльнулся и стал обползать предполагаемую точку по окружности некоторого радиуса.

2

Молодой парень в хамелеоновой спецовке лежал в надёжном, как ему казалось, укрытии на небольшом пригорке и рассматривал поляну в оптический прицел. Шумоуловитель только один раз подал ему сигнал, и парень не сомневался, что в кого-нибудь да попал. Хотя с этим «левым» контрабандным стволом ни в чём нельзя было быть уверенным. Молодой человек с грустью подумал о своём элитном снаряжении, оставленном в части. Впрочем, «Игла», или «Шип», как её ещё иногда называют, никогда не даёт осечек и независимо от степени блокировки всегда поражает цель. Попадёт такая «игла», скажем, в ногу и ползёт тихонько к сердцу, а там – микровзрыв, и на смотровом экране оружия появляется сигнал.
Так что оставалось только сидеть и ждать. В сущности, парень не имел ничего против того человека на поляне, он просто давно не ел досыта и не спал вдоволь, постоянно вздрагивая от любого шороха. А у мужика, который сейчас доживал последние минуты, лёжа в канаве, была походная бронепалатка, сулившая и то и другое. По идее, нужно было бы дать по оврагу пару очередей, чтобы наверняка прикончить его, но у парня был острый дефицит патронов, который он также собирался восполнить из запасов путешественника.
Тихий шорох позади заставил натренированные мышцы парня резко повернуться и вскинуть оружие. Человек, который уже должен был быть мёртв, шёл к нему навстречу, согнув поднятую левую руку в локте и растопырив пальцы. Это был знак мира, но могла быть и уловка. Широко улыбнувшись и подняв руку во встречном знаке мира, парень встал, правой рукой, однако, направляя на незнакомца иссечённое дуло «Белуги». Тот тоже улыбнулся, хотя и покосился на ствол.
Вдруг улыбку как стёрло с лица человека. Он как-то тупо посмотрел в лицо парню, потом чуть ниже и потянулся к мечу, висевшему на поясе. Продолжая улыбаться, парень нажал на курок… И не поверил в то, что произошло потом. Лишь когда незнакомец бережно снял с его шеи серебряный кулон, он всё понял. Последнее, что он увидел, был странного вида меч, по рукоять вонзённый ему в сердце.

3

Как-то промозглым дождливым вечером в дверь дома Кузнеца негромко постучали. Небритый заспанный Кузнец пошёл открывать, мимоходом подумав, кто это может шататься в такую погоду.
– Кто там? – спросил Кузнец.
– Это дом Кузнеца, – вместо ответа спросили из-за двери.
– Да. Кто это?
– Кузнец, – было ему ответом.
На пороге стоял невысокий морщинистый старичок, больше всего похожий на буддийских монахов, о которых Кузнец читал в старинном журнале. У его ног лежал огромный брезентовый вещмешок из тех, что были в ходу до последней войны. Непроизвольно подобравшись, Кузнец отвесил гостю церемонный поклон, который, правда, едва не перешёл в земной, и, отступив назад, почтительно пригласил гостя разделить с ним кров и стол. Проводив старика в комнату и попросив на время извинить его, кузнец выскочил в чулан и стал рыться в сундуках, пока не нашёл два чистых кимоно и пыльную бутылку саке. Осторожно заглянув в спальню, он проверил, не разбудил ли жену, но всё было в порядке, и она мирно спала, сложив во сне руки на груди, поверх круглого высокого живота.
Растолкав сынишку и старшую дочь, он послал одного топить баню, а вторую – накрывать на стол. Сам же, прихватив кимоно и бутыль, пошёл за тёплой водой. Вернувшись в комнату, он обнаружил, что старик уже разделся, аккуратно повесив свой плащ-палатку и поставив сапожищи и мешок в прихожей, и теперь беседовал с его младшим сыном, совсем ещё малышом.
– Извини, я сильно обременяю тебя, – сказал он Кузнецу.
– Ну что вы, Мастер, это великая честь для меня, позвольте омыть вам ноги.
– Немногие сейчас помнят традиции, ещё меньше чтят их.
– Вы правы, Мастер, нас мало осталось.
– Прошу тебя, зови меня просто Данбеем.
– Я рад нашей встрече, Мастер Данбей, меня зовут Кузне...э...Иван.
Данбей, после непродолжительного сопротивления позволил Кузнецу омыть себе ноги, заметив только, что в иных местах ему доводилось пить хороший чай того состава, что Кузнец извёл на его дорожные мозоли.
Они ещё беседовали о дорогах и погоде в это время года, когда в комнату вошла поздороваться с гостем жена Кузнеца, немало всполошив хозяина дома. При её появлении Данбей поднялся и бросил укоризненный взгляд на Кузнеца. Усадив жену и представив их с Данбеем друг другу, Кузнец поспешил заварить чай и проследить за приготовлением бани и ужина, а когда вернулся, застал обоих за дружеской беседой, будто и в правду встретились двое старинных друзей, не видевшихся много лет. После чая мужчины отправились попариться и продолжили беседу за ужином.
Мастер Данбей прожил у Кузнеца три года. За это время дружба их стала нерушимой. Фактически Данбей стал дедом для детей Кузнеца, помощником для его жены и другом и наставником для самого Кузнеца. В первый год он помогал принимать роды. Родился мальчик и Кузнец с согласия поселкового батюшки назвал сына Ёшей, в честь одного из предков учителя. Вместе со стариком они ходили на охоту, работали в поле, глушили саке. Вместе с Кузнецом Данбей построил себе маленькую плавильню и кузню и передавал своему ученику древние секреты кузнечного искусства. Он с интересом вникал и в нано-кузнечное дело, которым занимался Кузнец.
Однажды Данбей сказал ему: « Я уже слишком стар, чтобы постигнуть всю премудрость твоего искусства, а ты слишком молод, чтобы постигнуть все тонкости моего. Но я сделаю всё, чтобы передать тебе все мои знания, ибо я верю, что наша встреча не случайна ».
– Я не совсем понимаю, о чём ты, учитель, – сказал Кузнец, прибывавший в подавленном настроении, так как очередной меч, сделанный им, не выдержал закалки и лопнул.
– Много лет назад я встретил мудреца, который предрёк мне, что я встречу человека, который станет моим учеником и превзойдёт меня.
– Но как, учитель?
– Ты умеешь вкладывать в свои изделия сердце, я научу тебя вкладывать в них душу.

4

Старик очень полюбился всем в Посёлке. Кузнец познакомил мастера и с Мельником, и с ГП, с которым они особенно сошлись на почве любви ГП к древней истории и восточной культуре.
Но однажды Данбей получил письмо из Города, которое сильно опечалило его. Он даже не посвятил в это дело Кузнеца, а любое мыслеслушание было в Посёлке запрещено, да Кузнец и сам ни за что бы не стал подслушивать мысли друга и учителя.
Перед отъездом мастер подарил Кузнецу все свои записи и инструменты и специально выковал для него, как он говорил, «настоящий ниппон-то» – сделанный по всем правилам меч его народа. Кузнец хотел проводить его до Города, но Данбей отказался, сказав в свойственной ему манере, что «негоже рассвету провожать закат». Жена Кузнеца обняла старика на прощание и отдала ему свой серебряный кулончик. А Кузнец вручил ему свой меч, такой же, как подарил ему мастер, но со всякими сложными штуками внутри. Меч этот никогда не ржавел, не мог сломаться и имел строгий наказ защищать хозяина. Старик Данбей принял подарки с радостью.
Стояла поздняя осень, в воздухе уже чувствовалось дыхание приближающейся зимы, и Кузнец почему-то подумал о том, что учитель, явившийся из дождя и неизвестности, уходит сейчас в дождь и неизвестность, так и не раскрыв ему всех своих тайн. И ему стало вдруг невыносимо грустно. Когда маленькая фигурка великого человека скрылась за холмом, а они с женой, детьми и ГП всё стояли на дороге и смотрели ей вслед, маленький Ёши вдруг спросил: « А когда деда вернётся? ». Кузнец вдруг неожиданно для себя самого обнял его и сказал: «Деда никогда не вернётся, сынок ». Если бы тогда он сам осознал смысл своих слов, то, наверное, бросился бы догонять старика и, как любили писать в старинных романах, «всё было бы совсем иначе».

5

Он увидел дезертира в тот же миг, как тот увидел его. Хватило одного взгляда на этого крепкого молодого парня, чтобы понять, кто он такой. Они замерли в неестественных позах, но и тогда парень продолжал целиться ему в грудь. А потом Кузнец увидел у него на шее кулон, серебряный кулон, в котором тончайшие нити филиграни сплетались в сложный узор, а нано-моторчик приводил узор в движение, от чего он казался живым. Кулон, который он сделал для своей жены, и который она отдала на память другу, хотя всегда любила его больше других своих украшений. Кулон, который можно было либо подарить, и тогда он оставался живым, либо снять с мёртвого тела, и тогда узор блекнул и замирал. Кулон был мёртв. Значит, его друг и учитель Данбей Шикадо, великий кузнец из Киото, был мёртв.
Кузнец потянулся к ножнам. Рядом с его головой просвистел «шип». Удивление не помешало дезертиру выстрелить ещё и ещё раз. Должно быть, это и впрямь было фантастическое зрелище. Бывший десантник, выпускающий одну за другой очереди снарядов, не дающих осечки. Кузнец, со старинным мечом наголо, с окаменевшим лицом идущий к нему. И стаи «шипов», разлетающихся от него в разные стороны. Мощным ударом ноги Кузнец выбил у парня из рук тяжёлую «Белугу». Тот пытался применить свой десантный ножик и кое-какие приёмчики. Но этого оказалось недостаточно против ослеплённого яростью майора запаса королевских военно-десантных сил Ивана Кузнецова, вооружённого почти метром закалённой стали и древним искусством обращения с этой самой сталью. Смерть его не была какой-то особенно болезненной, она просто была смертью.
В вещмешке дезертира Кузнец нашёл дневник-самописец. Там не было много подробностей смерти Данбея, было лишь указано, что их отряд номер такой-то, дислоцированный в секторе таком-то, обнаружил человека (описание прилагается), не имевшего документов Комендатуры и соответствующего путевого листа. В связи с невозможностью сопроводить человека в соответствующее учреждение и по предписанию о комендантском месяце, было решено подвергнуть задержанного полевому суду и расстрелять. Личное имущество, как не подлежащее описи, растащено личным составом подразделения.
В дневнике ничего не было сказано о мотивах его бегства из части. Возможно, это именно он расстреливал старика и взял на память безделушку, а бежал… А хрен его знает, чего он бежал! А может быть, потрясённый до глубины души убийством невинного человека, он решил завязать с армией. Но зачем тогда взял кулон? А может быть, убитый его товарищами старик вовсе не Данбей, мало ли в самом деле шатается по дорогам нашей необъятной родины нарушителей комендантских месяцев? А кулон парень купил у того же торговца, что продал ему «Белугу» и снаряды к ней.
Вытерев меч начисто, Кузнец убрал его в ножны и полез в палатку. Заботливый бортовой повар уже сварил ему растворимый кофе и подогрел синтетический бутерброд. Нажатием кнопки Кузнец отправил всё это в утилизатор. Ему не хотелось есть после насыщенного событиями утра. Нажав потайную кнопку, он открыл скрытый же сейф и вытащил оттуда запрещённый всеми возможными конвенциями боевой лучемёт.
Закинув оружие на плечо, Кузнец подошёл к мёртвому дезертиру. Его голубые глаза уже начинали стекленеть. «Как же это случилось с тобой?» – подумал Кузнец. – «Как ты разучился просить и научился убивать и подбирать необходимое с трупа? Стоило тебе спуститься со своего пригорка и попросить крова и еды, и ты получил бы и то, и другое. Но тебе это даже не пришло в голову – так хорошо тебя выучили «доблестные силы правопорядка блистательного Коменданта вся Руси». Но пока есть такие, как я, как Мельник, как ГП, Данбей наконец, вам не будет покоя! А уж похоронить-то мы вас похороним. Это – завсегда пожалуйста.» Несколькими умелыми движениями Кузнец вырезал в земле нишу и испарил ненужный грунт. Затем он свалил тело в яму и положил туда же его оружие, все собранные снаряды и всё, что нашлось при нём. Меча Данбея у дезертира не было, и Кузнец подумал, что его, как одну из наиболее ценных вещей, забрал себе кто-то из командиров. С собой Кузнец забрал только кулон. «Собирать падаль мы оставим тем, у кого на щите золотой орёл»,– процитировал он ГП. Он прочитал небольшую молитву и завалил могилу специально вырезанной им гранитной плитой. Плита легла в паз как влитая, с глухим звуком похоронив под собой неудачливого дезертира.
«Я помню только конец похоронной службы», – сказал Кузнец: «И тело будет предано морю». Когда-то в детстве он прочитал эти слова в одном романе.

Эпилог.

Следующие несколько часов Кузнец потратил на сборы. Дождь наконец кончился, и холодное солнце напоминало о скором приближении зимы. Превратив палатку в контейнер, Кузнец наполнил его ещё вчера заготовленной рудой, за которой он вот уже два года ходит один, с тех пор, как его старшенький повредил здесь в горах себе ногу. С ногой всё в порядке, но жена запретила ему брать детей с собой. «Мудрая женщина. За это и люблю», – подумал Кузнец, натягивая бронескафандр. Он не любил эти скафандры, но зато он любил жизнь, а скафандр не раз выручал его из беды. Взгромоздив на спину рюкзак, который в былые времена он вывез бы только гравипланом, Кузнец нажал на кнопку «старт» встроенного музыкального проигрывателя и, подпевая своим немелодичным голосом весёлой мелодии, лившейся из динамика, зашагал по тропинке вниз по склону. Кузнец возвращался домой.